Автор: F-fiona
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: м/м
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика
Размер: Мини, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Хочешь порвать с парнем накануне нового года? Подумай, стоит ли это делать.
***
«Охрененный новый год!», - с глухим раздражением подумалось мне, когда мой взгляд в который раз за этот вечер упал на циферблат. Часы показывали без пяти минут девять. Вообще-то, в это время мы должны были сидеть в ресторане, где-нибудь на берегу Красного моря и потягивать веселящееся в узких бокалах шампанское. Но реальность была куда суровее. Мы застряли в аэропорту в незнакомом нам городе. Без денег, к тому же. Дело в том, что эти самые деньги были на карточке. А в этом гребаном аэропорту не было ни одного банкомата. И это в наш продвинутый 21 век.
Я кинул злой взгляд на Фёдора, увлеченного разговором с парнем за столом. Сидит себе, спокойно общается, а ведь это он во всем виноват! Кто не сделал вовремя загранпаспорт и нам пришлось покупать в последний момент тур? Кто не снял деньги с карточки и не обменял их на валюту? Кто, в конце концов, дарит на новый год дневник? Я не Бриджит Джонс, чтобы размазывать сопли по страницам, то ругая Марка Дарси, то восхваляя.
Дойдя до необходимой точки кипения, я встал и, ни слова не говоря Феде, пошёл в мужской туалет. В кармане джинсов была пачка сигарет, в куртке зажигалка. Закурив в кабинке, я осознал, что не понимаю, что делаю рядом с таким человеком, как Федька. Да и имя-то какое дурацкое. Простое. Я бы даже сказал деревенское. Не то, что мое, гордое, возвышенное. Аркадий. Как звучит? Если сравнивать дальше, то во внешности он мне тоже проигрывает. Я высокий, стройный, натуральный блондин. На всю страну такой один, блин. А Федька… Ну, допустим, разница в росте у нас почти не заметная. Но его худобу не удается скрыть никакой одеждой. Про таких как он говорят: «Кожа да кости». Вот. Точное определение. Его пегие волосы вьются на кончиках, что придает ему очень неряшливый вид. Куда ему до меня. Учился он в каком-то занюханом университетском филиале в своей Тьмутаракани, работает непонятно кем. Никогда не вступит в конфликт, никогда не выскажет своё мнение. И самое главное - он испортил мне новый год. Отпуск. Эти пару дней, что я мог выкроить в своем плотном графике, я мечтал провести на пляже. И уже должен быть там. И был бы. Если бы не этот козёл.
Неожиданно от мыслей меня отвлекает голос, раздающийся в громкоговорителе, объявивший посадку на наш рейс. Да неужели! Нас уже четыре часа держат в душном накопителе. Отлично. Я тушу сигарету о стенку кабинки и принимаю решение – как только мы приземлимся, я скажу Феде, что между нами всё кончено. Потребую разные номера. Постараюсь с ним не встречаться. А когда вернёмся домой, сразу соберу его вещи и выкину из своей квартиры.
Вот он. Стоит. Устало мне улыбается. Давно пора порвать с ним. Не произнося ни слова, я забираю с его плеча свою сумку и иду к автобусу. Федя следует за мной. Что-то говорит. Я гордо становлюсь у окна. Народу много, тесно. Моего бывшего прижимает толпой ко мне. Закатываю глаза, ловлю недоумение в его глазах.
В самолете закидываю сумку на верхнюю полку, сажусь у окна. Самолет не новый, но добротный. Непонятно, с чего вдруг мы совершили неожиданную посадку в этом аэропорту? Сомневаюсь, что на берегу Красного моря когда-нибудь бывает плохая погода. Значит, это не из-за метеоусловий. Почему тогда не долетели?
Федя пытается завести со мной разговор, но я надеваю наушники от плеера и наслаждаюсь непередаваемой красотой голоса певца, имя которого я так и не удосужился запомнить. Но всё приятней в сравнении с эксом.
Взлёт и первые два часа полёта проходят нормально. А потом… Неожиданно самолёт резко уводит вниз. Так, что уши закладывает. Против воли у меня на лбу выступает ледяной пот и в душе шевелится нехорошее предчувствие. Секунды спокойствия, я даже успеваю выдохнуть, но рано. Самолёт начинает трясти. Сильно. Очень сильно. Всё дребезжит, звенит. Кажется, что он сейчас развалится. Наушники соскальзывают с моей головы. Слышу крики женщин, плач детей. Страшно. Сердце уходит в пятки. Вцепляюсь в подлокотники. Самолёт всё так же трясёт. Чувствую, что мы теряем высоту. Мы разобьёмся. Я ошеломлён и даже несколько удивлен этой крамольной мыслью. А как же моя работа? Как же мой отдых? Как же… Я же…
- Уважаемые дамы и господа, - сдавленный, хриплый, ложно-обнадеживающий голос командира экипажа, - у нас отказал правый двигатель, но…
Раздается громкий хлопок. От криков закладывает уши. Не слышу продолжение речи пилота.
«Господи», - беззвучно шепчу я. В такие минуты, нет, скорее секунды, всегда вспоминаешь Бога. Есть он, нет – не важно. Как и то, веришь ты в него или нет. Кто-то должен быть там, кто-то должен встретить тебя на пороге смерти. Господи, я не хочу умирать. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Я слишком молод, мне всего двадцать пять, я же ещё и жизни-то не видел. И зачем я постоянно вру? Называю свой любимый фильм «Дневник Бриджит Джонс» сопливым? Да я смотрел его раз двадцать, откуда ещё мне знать имена персонажей? И пора бы рассказать родителям, что я гей. А уже не получится, поздно…
Паника поднимается откуда-то изнутри. Страх охватывает всего меня. Наша железная, тяжёлая птица несётся к земле и неминуемо столкнётся с ней. И меня не станет. Не будет больше Аркадия Белкина. Никогда я не выкурю сигаретку на набережной, наблюдая за неспешным бегом реки, никогда я не съем свою любимую лазанью в уютном кафе в сквере между домов, никогда я не глотну свежего морозного воздуха на крещенские морозы.
Нет. Протестует всё мое существо. Орёт, разрывается. Но я ничего не могу сделать, помешать нам разбиться.
Мою руку накрывает неожиданно тёплая ладонь, и я вздрагиваю. Смотрю во внимательно-испытывающие карие глаза. Они кажутся поразительно невозмутимыми и в них нет ни капли страха.
- Федька, - захлёбываюсь я.
За толстым стеклом иллюминатора темнота, которая скоро поглотит нас.
- Феденька, прости, - зачем-то говорю я. Но его прощение мне сейчас важней всего на свете. Дурак я, зазнавшийся, зарвавшийся, зазвездившийся дурак. Выиграл пару дел, заработал неплохо, с родителями повезло и что? А то, что в этот самый момент, секунд за тридцать до столкновения с землей я осознал, что важен для меня в этой жизни Федька. Этот странный тихий человек, ведущий созерцательный образ жизни.
- Я люблю тебя, - говорю я. Впервые в жизни. И, наверное, в последний раз.
Он просто улыбается. Уголками своих тонких губ. Мне кажется, что мир замирает. Нет суматохи вокруг, рыданий, криков. Есть только я и он. Чётко слышу его странный вопрос:
- Ты не хочешь умирать?
Одними губами шепчу в ответ: «Нет».
- Значит, не умрёшь.
Так вот просто. Очень просто. Меня отпускает страх, паника. Сердце замедляется, как и судорожные вдохи-выдохи. Я будто со стороны вижу, что наш самолет рывком берёт вверх. Тяги одного двигателя мало и ему на помощь приходит второй, своей работой совершая огромное новогоднее чудо.
Мы набираем высоту, слишком быстро, всех с силой вдавливает в кресло, но это необходимо. В салоне тишина. Слышен лишь гул двигателей.
Минут через десять, когда самолет выравнивается и опасность отступает, всех прорывает. Кто-то смеется, кто-то плачет. А я чувствую себя родившимся заново.
Потом была суматоха, сменившаяся унынием при мысли о посадке, которая проходит успешно. Спуск по надувному трапу. Нас встречают машины пожарной и скорой помощи, врачи, полицейские. Гам, бесконечные вопросы. Не верящие в счастливое спасение пассажиры. Молодая супружеская пара сидит прямо на земле. Оба курят. Какая-то мамаша с силой прижимает к себе ребенка. Многие, да почти все, плачут.
Путь до отеля я помню смутно, как и то, что стало с нашим багажом. Приветливый араб на ресепшине протягивает карточку от номера. Он и не подозревает, что мог никогда и не встретиться со мной. Ему, наверное, всё равно. А мне нет.
Дрожащие руки, никак не могу открыть дверь. Феде удается это с первого раза. Я сглатываю и обнимаю его сзади, застывшего посреди полутёмного номера. Секунды непонятного состояния, будто в невесомости. Затем горячие губы, накрывшие мои. Требовательные, жёсткие. Меня толкают на кровать, грубо срывают одежду, наваливаются сверху всем телом. Его руки совсем не нежные, берущие всё, что хотят. Задыхаюсь от невозможности сделать глубокий, полноценный вдох. Боль, пронзившая меня, словно копье. Движения внутри стремительные, лихорадочные. Они посылают импульсы по всему телу, которые, задевая нервные окончания, дарят наслаждение. Я прикусываю губу на пике и не верю тому, что остался жив.
- С новым годом, - шепчет Федя.
Надо же. Я и забыл. Мы все пропустили.
- Ничего подобного, - словно отвечая на мои мысли, произносит он, – сейчас ровно двенадцать.
Как это возможно, если мы взлетели в половине десятого и как он узнал время без часов? Думаю, ответы на эти загадки мне предстоит узнать в наступившем году. И может быть даже записать в кажущемся ценном после всех событий подарке Феди.
- Я никогда тебя не отпущу, - его голос становится чуть жестче, решительнее.
- Это я тебя никогда не отпущу, - улыбаюсь. – С Новым годом, любимый.
Я кинул злой взгляд на Фёдора, увлеченного разговором с парнем за столом. Сидит себе, спокойно общается, а ведь это он во всем виноват! Кто не сделал вовремя загранпаспорт и нам пришлось покупать в последний момент тур? Кто не снял деньги с карточки и не обменял их на валюту? Кто, в конце концов, дарит на новый год дневник? Я не Бриджит Джонс, чтобы размазывать сопли по страницам, то ругая Марка Дарси, то восхваляя.
Дойдя до необходимой точки кипения, я встал и, ни слова не говоря Феде, пошёл в мужской туалет. В кармане джинсов была пачка сигарет, в куртке зажигалка. Закурив в кабинке, я осознал, что не понимаю, что делаю рядом с таким человеком, как Федька. Да и имя-то какое дурацкое. Простое. Я бы даже сказал деревенское. Не то, что мое, гордое, возвышенное. Аркадий. Как звучит? Если сравнивать дальше, то во внешности он мне тоже проигрывает. Я высокий, стройный, натуральный блондин. На всю страну такой один, блин. А Федька… Ну, допустим, разница в росте у нас почти не заметная. Но его худобу не удается скрыть никакой одеждой. Про таких как он говорят: «Кожа да кости». Вот. Точное определение. Его пегие волосы вьются на кончиках, что придает ему очень неряшливый вид. Куда ему до меня. Учился он в каком-то занюханом университетском филиале в своей Тьмутаракани, работает непонятно кем. Никогда не вступит в конфликт, никогда не выскажет своё мнение. И самое главное - он испортил мне новый год. Отпуск. Эти пару дней, что я мог выкроить в своем плотном графике, я мечтал провести на пляже. И уже должен быть там. И был бы. Если бы не этот козёл.
Неожиданно от мыслей меня отвлекает голос, раздающийся в громкоговорителе, объявивший посадку на наш рейс. Да неужели! Нас уже четыре часа держат в душном накопителе. Отлично. Я тушу сигарету о стенку кабинки и принимаю решение – как только мы приземлимся, я скажу Феде, что между нами всё кончено. Потребую разные номера. Постараюсь с ним не встречаться. А когда вернёмся домой, сразу соберу его вещи и выкину из своей квартиры.
Вот он. Стоит. Устало мне улыбается. Давно пора порвать с ним. Не произнося ни слова, я забираю с его плеча свою сумку и иду к автобусу. Федя следует за мной. Что-то говорит. Я гордо становлюсь у окна. Народу много, тесно. Моего бывшего прижимает толпой ко мне. Закатываю глаза, ловлю недоумение в его глазах.
В самолете закидываю сумку на верхнюю полку, сажусь у окна. Самолет не новый, но добротный. Непонятно, с чего вдруг мы совершили неожиданную посадку в этом аэропорту? Сомневаюсь, что на берегу Красного моря когда-нибудь бывает плохая погода. Значит, это не из-за метеоусловий. Почему тогда не долетели?
Федя пытается завести со мной разговор, но я надеваю наушники от плеера и наслаждаюсь непередаваемой красотой голоса певца, имя которого я так и не удосужился запомнить. Но всё приятней в сравнении с эксом.
Взлёт и первые два часа полёта проходят нормально. А потом… Неожиданно самолёт резко уводит вниз. Так, что уши закладывает. Против воли у меня на лбу выступает ледяной пот и в душе шевелится нехорошее предчувствие. Секунды спокойствия, я даже успеваю выдохнуть, но рано. Самолёт начинает трясти. Сильно. Очень сильно. Всё дребезжит, звенит. Кажется, что он сейчас развалится. Наушники соскальзывают с моей головы. Слышу крики женщин, плач детей. Страшно. Сердце уходит в пятки. Вцепляюсь в подлокотники. Самолёт всё так же трясёт. Чувствую, что мы теряем высоту. Мы разобьёмся. Я ошеломлён и даже несколько удивлен этой крамольной мыслью. А как же моя работа? Как же мой отдых? Как же… Я же…
- Уважаемые дамы и господа, - сдавленный, хриплый, ложно-обнадеживающий голос командира экипажа, - у нас отказал правый двигатель, но…
Раздается громкий хлопок. От криков закладывает уши. Не слышу продолжение речи пилота.
«Господи», - беззвучно шепчу я. В такие минуты, нет, скорее секунды, всегда вспоминаешь Бога. Есть он, нет – не важно. Как и то, веришь ты в него или нет. Кто-то должен быть там, кто-то должен встретить тебя на пороге смерти. Господи, я не хочу умирать. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Я слишком молод, мне всего двадцать пять, я же ещё и жизни-то не видел. И зачем я постоянно вру? Называю свой любимый фильм «Дневник Бриджит Джонс» сопливым? Да я смотрел его раз двадцать, откуда ещё мне знать имена персонажей? И пора бы рассказать родителям, что я гей. А уже не получится, поздно…
Паника поднимается откуда-то изнутри. Страх охватывает всего меня. Наша железная, тяжёлая птица несётся к земле и неминуемо столкнётся с ней. И меня не станет. Не будет больше Аркадия Белкина. Никогда я не выкурю сигаретку на набережной, наблюдая за неспешным бегом реки, никогда я не съем свою любимую лазанью в уютном кафе в сквере между домов, никогда я не глотну свежего морозного воздуха на крещенские морозы.
Нет. Протестует всё мое существо. Орёт, разрывается. Но я ничего не могу сделать, помешать нам разбиться.
Мою руку накрывает неожиданно тёплая ладонь, и я вздрагиваю. Смотрю во внимательно-испытывающие карие глаза. Они кажутся поразительно невозмутимыми и в них нет ни капли страха.
- Федька, - захлёбываюсь я.
За толстым стеклом иллюминатора темнота, которая скоро поглотит нас.
- Феденька, прости, - зачем-то говорю я. Но его прощение мне сейчас важней всего на свете. Дурак я, зазнавшийся, зарвавшийся, зазвездившийся дурак. Выиграл пару дел, заработал неплохо, с родителями повезло и что? А то, что в этот самый момент, секунд за тридцать до столкновения с землей я осознал, что важен для меня в этой жизни Федька. Этот странный тихий человек, ведущий созерцательный образ жизни.
- Я люблю тебя, - говорю я. Впервые в жизни. И, наверное, в последний раз.
Он просто улыбается. Уголками своих тонких губ. Мне кажется, что мир замирает. Нет суматохи вокруг, рыданий, криков. Есть только я и он. Чётко слышу его странный вопрос:
- Ты не хочешь умирать?
Одними губами шепчу в ответ: «Нет».
- Значит, не умрёшь.
Так вот просто. Очень просто. Меня отпускает страх, паника. Сердце замедляется, как и судорожные вдохи-выдохи. Я будто со стороны вижу, что наш самолет рывком берёт вверх. Тяги одного двигателя мало и ему на помощь приходит второй, своей работой совершая огромное новогоднее чудо.
Мы набираем высоту, слишком быстро, всех с силой вдавливает в кресло, но это необходимо. В салоне тишина. Слышен лишь гул двигателей.
Минут через десять, когда самолет выравнивается и опасность отступает, всех прорывает. Кто-то смеется, кто-то плачет. А я чувствую себя родившимся заново.
Потом была суматоха, сменившаяся унынием при мысли о посадке, которая проходит успешно. Спуск по надувному трапу. Нас встречают машины пожарной и скорой помощи, врачи, полицейские. Гам, бесконечные вопросы. Не верящие в счастливое спасение пассажиры. Молодая супружеская пара сидит прямо на земле. Оба курят. Какая-то мамаша с силой прижимает к себе ребенка. Многие, да почти все, плачут.
Путь до отеля я помню смутно, как и то, что стало с нашим багажом. Приветливый араб на ресепшине протягивает карточку от номера. Он и не подозревает, что мог никогда и не встретиться со мной. Ему, наверное, всё равно. А мне нет.
Дрожащие руки, никак не могу открыть дверь. Феде удается это с первого раза. Я сглатываю и обнимаю его сзади, застывшего посреди полутёмного номера. Секунды непонятного состояния, будто в невесомости. Затем горячие губы, накрывшие мои. Требовательные, жёсткие. Меня толкают на кровать, грубо срывают одежду, наваливаются сверху всем телом. Его руки совсем не нежные, берущие всё, что хотят. Задыхаюсь от невозможности сделать глубокий, полноценный вдох. Боль, пронзившая меня, словно копье. Движения внутри стремительные, лихорадочные. Они посылают импульсы по всему телу, которые, задевая нервные окончания, дарят наслаждение. Я прикусываю губу на пике и не верю тому, что остался жив.
- С новым годом, - шепчет Федя.
Надо же. Я и забыл. Мы все пропустили.
- Ничего подобного, - словно отвечая на мои мысли, произносит он, – сейчас ровно двенадцать.
Как это возможно, если мы взлетели в половине десятого и как он узнал время без часов? Думаю, ответы на эти загадки мне предстоит узнать в наступившем году. И может быть даже записать в кажущемся ценном после всех событий подарке Феди.
- Я никогда тебя не отпущу, - его голос становится чуть жестче, решительнее.
- Это я тебя никогда не отпущу, - улыбаюсь. – С Новым годом, любимый.
Комментариев нет:
Отправить комментарий