Автор: Sasha_Ino
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рихтер\ парень
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Мистика, Экшн (action), Психология, Философия, Повседневность, Даркфик, POV
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: Мини, 13 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: закончен
Описание:
Я взглянул в его холодные глаза, но на этот раз в них кипела страсть насыщения. Волк пожирал добычу.
Посвящение:
Non
Публикация на других ресурсах:
Только с разрешения автора
1+
Музыка раздается со всех сторон. Я глупо улыбаюсь своему новому знакомому, которого подцепил у самого входа. Такое редко бывает, чтобы сразу попался неплохой экземпляр: высокий рост, подтянутая фигура, мужественное, но не грубое лицо.
Он определенно в моем вкусе и, кажется, при деньгах... То, что надо. Вот только взгляд блуждающий, голодный какой-то, смотрит на меня, словно пожирает заживо. Как-то сразу не по себе становится под светом этих пустых глаз. Он смотрит на меня слишком долго, я начинаю кокетливо смеяться.
— Я убиваю людей, — говорит он, парень в круглых очках и смешной кепке в шашечку.
— Закажи мне еще виски, — отвечаю я. Мне пофигу на его слова.
— Ладно...
Его лицо не двигается. Он, кажется, равнодушен даже к Армагеддону. Но как иначе? Какое еще лицо может быть у убийцы?
— Ты часто бываешь в этом баре?
— Да, достаточно, — я закуриваю.
— Зачем?
— Цепляю парней...
— Тебе так нравится секс? Сколько у тебя их было?
— Я не считал.
— Проститутка?
— Я не беру денег.
— Ясно.
— Мне скучно.
— Понятно.
— Ну, а ты?
— Что я? — хмыкает парень.
— Для чего убиваешь людей?
— Скучно.
— А убивать так забавно?
— Не особо. Чувствуешь дикий восторг, в момент, когда глаза твоей жертвы гаснут. А потом наступают серые будни, работа, тупые подчиненные, идиоты инвесторы, говенный рынок ценных бумаг.
— А, по-моему, такими темпами, что угодно превратится в рутину, даже убийства...
— Да так и есть. Думаю, ты цепляешь парней тоже только по привычке.
— Угу. Мне иногда кажется, меня вырвет от всего этого. Особенно, если не нажраться заранее.
— Выбираешь уродов?
— Да обычно меня выбирают.
— И ты не отказываешься?
— Не-а.
— Тогда... Я могу тебя убить?
— Да, раз ты меня выбрал.
Мы оба отвернулись друг от друга и многозначительно помолчали.
— Ты странный, — заметил парень.
— Мне с детства так говорят.
— Почему?
— Не знаю... Я думаю, я не поступал бы так, как поступаю, будь я по-настоящему счастлив.
— Вот как...
— Ага. Когда я был ребенком, я рос в болезненной атмосфере старости и разговорах о заболеваниях. Меня не отпускали ни на шаг. Я привык к упадническому настрою... Но все же, меня наполняли юность и бурлящая энергия, которые так диссонировали с внешней атмосферой. Тогда мое нутро стало бунтовать и реагировать на окружающую действительность. Впервые я своровал, когда мне только исполнилось шесть лет. Я жил тогда в гостях у дяди. Украл деньги и обвинил двоюродного брата. Естественно, его наказали. Я долго над ним злорадствовал, хотя ничего плохого он мне не сделал. Но я не поступил бы так, будь я по-настоящему счастлив, ведь я завидовал ему.
Мой новый знакомый тихо засмеялся.
— В детстве у меня был один-единственный друг, Вася. Я его любил. Мы даже целовались, так странно... Я сильно его любил, это душило меня. Я уничтожил друга, предав и осмеяв его. Он так мне доверял, а я его раздавил за наивную верность. Я был слишком жесток...
— Но ты не поступил бы так, будь ты по-настоящему счастлив? — иронично передразнил меня парень в очках.
— Верно. Во мне живет страх, боюсь доверять близким людям, жду подвоха или предательства. Я холоден с родителями, всегда отвечаю им грубостью. Мне не хочется так поступать, но я все еще не могу им простить того, что они отделались от меня в детстве. Мне кажется, что я одновременно их люблю и ненавижу. Поэтому я специально провоцирую конфликты, но я не делал бы так...
Парень повертел в руках стакан с бренди.
— Потом я влезал в драки, искал боли и желал кого-нибудь унизить.
— По все той же причине?
— Да.
— Истязаешь себя ненавистью ко всему вокруг, а сам пеняешь на несчастье? Неужели не ясно, что чем больше грязи разводишь вокруг себя, тем хуже твоей душе.
— Я просто иду по накатанной. Все началось дерьмово, пусть так и закончится. Ты убьешь меня, правда? Обещай!
— Да.
— Фух... Почему ты меня выбрал?
— Ты сидел один, — с холодной усмешкой кинул парень.
— И все?
— Да. Мне наплевать, что ты за человек.
— Но разве у маньяков не бывает определенного портрета жертвы?
— Я не знаком ни с одним из них.
— Ясно...
— Ты выглядел одиноким, но я слышал о тебе раньше от здешних сплетников.
— Что слышал? — удивился я.
— Что ты даешь всем подряд. Я решил, если убью тебя, то мир не сильно проиграет.
— Какой ты заботливый и совестливый убийца.
— Возможно... Я стал убийцей, потому что меня не покидает скука. Я нарушаю законы общества, срываю маски и обнажаю человеческое естество. Но даже так... Смертельная скука все равно меня снедает.
— Похоже на исповедь, — хохотнул я.
— Почему тебя прозвали Ишачком?
— Не знаю... Может, потому что видели пару раз в компании с дагестанцами?!
— Возможно. Но мне все равно.
— Как думаешь, я красивый?
— Очень...
— Я знаю. Но я убиваю ее, красоту-то, кидаю в грязь, связываюсь с отвратительными и омерзительными людьми. Топчу ногами... Будь я по-настоящему счастлив, все могло бы быть иначе.
— Мне не жаль тебя.
— А мне не жаль тебя.
Он посмотрел на меня холодными пустыми глазами. Я ответил взаимностью.
— И чего ты ждал от мира? — спросил парень.
— Любви. Но с детства за нее мне предлагали невозможно высокую цену. За похвалу и ласку я должен был идти против себя.
— Значит, в детстве ты был ангелом со сломанными крыльями.
— Вполне может быть. А романтичный у меня убийца. Красиво говорит.
Я насмешливо глянул на парня.
— А вырос в типичного ублюдка, — моему взгляду он ответил словами.
— Да. И ты...
— И я...
— Как ты меня убьешь?
— Хм, — парень нахмурился, — читал, может, про маньяка по кличке Паук?
— Конечно, весь Интернет завален статьями про его убийства. Насилует и душит парней с сомнительными репутациями.
— Угу...
— Так это ты?
— Да.
— А почему удавка всегда красного цвета?
— Похоже на кровь... Нити крови, которые сковывают призраки моей близости с жертвами. Я поглощаю их жизни в момент...
Он замолчал.
— Когда гаснут глаза? — предположил я.
— Именно. Я люблю наблюдать за их постепенным угасанием и агонией.
— Ты будешь смотреть на меня?
— Да, я впитаю твой образ и запечатлею в памяти.
— Хорошо. Я войду в историю...
— Только как жертва номер двадцать.
— Ну, а если меня запомнят как твою последнюю жертву?
— Тогда есть шанс продержаться в памяти людей чуть дольше. Почему для тебя это важно?
— «Не почему». Убей меня, ладно?
— Хорошо.
— Ты сделаешь мне больно?
— Я не знаю, что ты будешь чувствовать.
— Сколько мы еще здесь пробудем?
— Я не тороплюсь.
— Давай тогда заедем перед... В общем, перед тем как ты меня убьешь, я хочу снова почувствовать сладость яблок Фуджи. Их сочный насыщенный вкус сводит меня с ума.
— Вот как... Их кровь делает тебя счастливым?
— На какой-то момент.
— Как и твоя смерть подарит мне сиюминутную радость.
— Тогда за твой счет.
— По рукам, на деньги я не скуп.
— Поехали? Убьешь меня, — я сказал это слишком просто.
— Ты еще не веришь? — живо отреагировал он.
— Верю. Но я, правда, хочу, чтобы ты меня убил. Ведь ты нуждаешься во мне, чтобы удовлетворить жгучее желание?
— Да.
— Это хорошо. Я нужен тебе. Хорошо.
— Я буду обнимать тебя, пока ты не испустишь дух. Ты ведь хочешь?
— Да.
— Ощутишь на мгновение, что не одинок...
— Да!
— И я.
— Забери мою жизнь, пусть она вольется в твое тело... — я затушил сигарету. — Так... только так я убегу отсюда, из чистилища, где нет мне покоя. Мне холодно, я замерзаю каждый день. Поглощенный тобой, я буду не один.
— Я согрею на время.
— Вполне достаточно, чтобы стать по-настоящему счастливым... Одной минуты хватит.
— Поехали.
— Да. Словим частника?
— Я на машине.
— Ясно.
Он определенно в моем вкусе и, кажется, при деньгах... То, что надо. Вот только взгляд блуждающий, голодный какой-то, смотрит на меня, словно пожирает заживо. Как-то сразу не по себе становится под светом этих пустых глаз. Он смотрит на меня слишком долго, я начинаю кокетливо смеяться.
— Я убиваю людей, — говорит он, парень в круглых очках и смешной кепке в шашечку.
— Закажи мне еще виски, — отвечаю я. Мне пофигу на его слова.
— Ладно...
Его лицо не двигается. Он, кажется, равнодушен даже к Армагеддону. Но как иначе? Какое еще лицо может быть у убийцы?
— Ты часто бываешь в этом баре?
— Да, достаточно, — я закуриваю.
— Зачем?
— Цепляю парней...
— Тебе так нравится секс? Сколько у тебя их было?
— Я не считал.
— Проститутка?
— Я не беру денег.
— Ясно.
— Мне скучно.
— Понятно.
— Ну, а ты?
— Что я? — хмыкает парень.
— Для чего убиваешь людей?
— Скучно.
— А убивать так забавно?
— Не особо. Чувствуешь дикий восторг, в момент, когда глаза твоей жертвы гаснут. А потом наступают серые будни, работа, тупые подчиненные, идиоты инвесторы, говенный рынок ценных бумаг.
— А, по-моему, такими темпами, что угодно превратится в рутину, даже убийства...
— Да так и есть. Думаю, ты цепляешь парней тоже только по привычке.
— Угу. Мне иногда кажется, меня вырвет от всего этого. Особенно, если не нажраться заранее.
— Выбираешь уродов?
— Да обычно меня выбирают.
— И ты не отказываешься?
— Не-а.
— Тогда... Я могу тебя убить?
— Да, раз ты меня выбрал.
Мы оба отвернулись друг от друга и многозначительно помолчали.
— Ты странный, — заметил парень.
— Мне с детства так говорят.
— Почему?
— Не знаю... Я думаю, я не поступал бы так, как поступаю, будь я по-настоящему счастлив.
— Вот как...
— Ага. Когда я был ребенком, я рос в болезненной атмосфере старости и разговорах о заболеваниях. Меня не отпускали ни на шаг. Я привык к упадническому настрою... Но все же, меня наполняли юность и бурлящая энергия, которые так диссонировали с внешней атмосферой. Тогда мое нутро стало бунтовать и реагировать на окружающую действительность. Впервые я своровал, когда мне только исполнилось шесть лет. Я жил тогда в гостях у дяди. Украл деньги и обвинил двоюродного брата. Естественно, его наказали. Я долго над ним злорадствовал, хотя ничего плохого он мне не сделал. Но я не поступил бы так, будь я по-настоящему счастлив, ведь я завидовал ему.
Мой новый знакомый тихо засмеялся.
— В детстве у меня был один-единственный друг, Вася. Я его любил. Мы даже целовались, так странно... Я сильно его любил, это душило меня. Я уничтожил друга, предав и осмеяв его. Он так мне доверял, а я его раздавил за наивную верность. Я был слишком жесток...
— Но ты не поступил бы так, будь ты по-настоящему счастлив? — иронично передразнил меня парень в очках.
— Верно. Во мне живет страх, боюсь доверять близким людям, жду подвоха или предательства. Я холоден с родителями, всегда отвечаю им грубостью. Мне не хочется так поступать, но я все еще не могу им простить того, что они отделались от меня в детстве. Мне кажется, что я одновременно их люблю и ненавижу. Поэтому я специально провоцирую конфликты, но я не делал бы так...
Парень повертел в руках стакан с бренди.
— Потом я влезал в драки, искал боли и желал кого-нибудь унизить.
— По все той же причине?
— Да.
— Истязаешь себя ненавистью ко всему вокруг, а сам пеняешь на несчастье? Неужели не ясно, что чем больше грязи разводишь вокруг себя, тем хуже твоей душе.
— Я просто иду по накатанной. Все началось дерьмово, пусть так и закончится. Ты убьешь меня, правда? Обещай!
— Да.
— Фух... Почему ты меня выбрал?
— Ты сидел один, — с холодной усмешкой кинул парень.
— И все?
— Да. Мне наплевать, что ты за человек.
— Но разве у маньяков не бывает определенного портрета жертвы?
— Я не знаком ни с одним из них.
— Ясно...
— Ты выглядел одиноким, но я слышал о тебе раньше от здешних сплетников.
— Что слышал? — удивился я.
— Что ты даешь всем подряд. Я решил, если убью тебя, то мир не сильно проиграет.
— Какой ты заботливый и совестливый убийца.
— Возможно... Я стал убийцей, потому что меня не покидает скука. Я нарушаю законы общества, срываю маски и обнажаю человеческое естество. Но даже так... Смертельная скука все равно меня снедает.
— Похоже на исповедь, — хохотнул я.
— Почему тебя прозвали Ишачком?
— Не знаю... Может, потому что видели пару раз в компании с дагестанцами?!
— Возможно. Но мне все равно.
— Как думаешь, я красивый?
— Очень...
— Я знаю. Но я убиваю ее, красоту-то, кидаю в грязь, связываюсь с отвратительными и омерзительными людьми. Топчу ногами... Будь я по-настоящему счастлив, все могло бы быть иначе.
— Мне не жаль тебя.
— А мне не жаль тебя.
Он посмотрел на меня холодными пустыми глазами. Я ответил взаимностью.
— И чего ты ждал от мира? — спросил парень.
— Любви. Но с детства за нее мне предлагали невозможно высокую цену. За похвалу и ласку я должен был идти против себя.
— Значит, в детстве ты был ангелом со сломанными крыльями.
— Вполне может быть. А романтичный у меня убийца. Красиво говорит.
Я насмешливо глянул на парня.
— А вырос в типичного ублюдка, — моему взгляду он ответил словами.
— Да. И ты...
— И я...
— Как ты меня убьешь?
— Хм, — парень нахмурился, — читал, может, про маньяка по кличке Паук?
— Конечно, весь Интернет завален статьями про его убийства. Насилует и душит парней с сомнительными репутациями.
— Угу...
— Так это ты?
— Да.
— А почему удавка всегда красного цвета?
— Похоже на кровь... Нити крови, которые сковывают призраки моей близости с жертвами. Я поглощаю их жизни в момент...
Он замолчал.
— Когда гаснут глаза? — предположил я.
— Именно. Я люблю наблюдать за их постепенным угасанием и агонией.
— Ты будешь смотреть на меня?
— Да, я впитаю твой образ и запечатлею в памяти.
— Хорошо. Я войду в историю...
— Только как жертва номер двадцать.
— Ну, а если меня запомнят как твою последнюю жертву?
— Тогда есть шанс продержаться в памяти людей чуть дольше. Почему для тебя это важно?
— «Не почему». Убей меня, ладно?
— Хорошо.
— Ты сделаешь мне больно?
— Я не знаю, что ты будешь чувствовать.
— Сколько мы еще здесь пробудем?
— Я не тороплюсь.
— Давай тогда заедем перед... В общем, перед тем как ты меня убьешь, я хочу снова почувствовать сладость яблок Фуджи. Их сочный насыщенный вкус сводит меня с ума.
— Вот как... Их кровь делает тебя счастливым?
— На какой-то момент.
— Как и твоя смерть подарит мне сиюминутную радость.
— Тогда за твой счет.
— По рукам, на деньги я не скуп.
— Поехали? Убьешь меня, — я сказал это слишком просто.
— Ты еще не веришь? — живо отреагировал он.
— Верю. Но я, правда, хочу, чтобы ты меня убил. Ведь ты нуждаешься во мне, чтобы удовлетворить жгучее желание?
— Да.
— Это хорошо. Я нужен тебе. Хорошо.
— Я буду обнимать тебя, пока ты не испустишь дух. Ты ведь хочешь?
— Да.
— Ощутишь на мгновение, что не одинок...
— Да!
— И я.
— Забери мою жизнь, пусть она вольется в твое тело... — я затушил сигарету. — Так... только так я убегу отсюда, из чистилища, где нет мне покоя. Мне холодно, я замерзаю каждый день. Поглощенный тобой, я буду не один.
— Я согрею на время.
— Вполне достаточно, чтобы стать по-настоящему счастливым... Одной минуты хватит.
— Поехали.
— Да. Словим частника?
— Я на машине.
— Ясно.
1++
Мы мчались по ночной Москве, обгоняя ветер. Я любовался огнями родного города, то теплыми, то обжигающе холодными, то мерцающими словно светлячки, то лихорадочно пульсирующими в непрерывном движении.
Красные, синие, желтые, зеленые, да какие угодно, они превратились во всполохи, что сливались в единый водоворот красок. Я ощутил их красоту, она прошла сквозь меня, оставляя легкий трепет на коже.
Он иногда смотрел на меня своим волчьим взглядом. Я замирал и задерживал дыхание. Когда удушливый туман ночного клуба развеялся, я вновь засомневался. Поняв, что наша обоюдная затея отнюдь не игра, и все оборачивается слишком серьезно, я испугался. Но быстро прогнал все мысли прочь. У меня не должно было оставаться никаких сомнений.
Парень снял кепку, его русые волосы лежали аккуратной прической. Он заботился о внешности. Странные нынче маньяки пошли.
— Можно я покурю? В салоне разрешаешь? — спросил я на очередном светофоре.
Он не ответил. Зато сам достал из пачки сигарету и вложил мне в рот, насмешливо цепляясь глазами за мою растерянную мину. Он подавлял меня. Я закурил.
Красные, синие, желтые, зеленые, да какие угодно, они превратились во всполохи, что сливались в единый водоворот красок. Я ощутил их красоту, она прошла сквозь меня, оставляя легкий трепет на коже.
Он иногда смотрел на меня своим волчьим взглядом. Я замирал и задерживал дыхание. Когда удушливый туман ночного клуба развеялся, я вновь засомневался. Поняв, что наша обоюдная затея отнюдь не игра, и все оборачивается слишком серьезно, я испугался. Но быстро прогнал все мысли прочь. У меня не должно было оставаться никаких сомнений.
Парень снял кепку, его русые волосы лежали аккуратной прической. Он заботился о внешности. Странные нынче маньяки пошли.
— Можно я покурю? В салоне разрешаешь? — спросил я на очередном светофоре.
Он не ответил. Зато сам достал из пачки сигарету и вложил мне в рот, насмешливо цепляясь глазами за мою растерянную мину. Он подавлял меня. Я закурил.
-1
Я курил и тогда, когда мы ворвались в его квартиру. Элитное жилье в новом домовом комплексе бескрайней столицы.
— А ты хорошо устроился, — крякнул я, идя по коридору и попутно сбрасывая пальто.
— Я небедный мальчик, — хмыкнул он.
Пакет с яблоками Фуджи лег на пол, свежие плоды в беспорядке выкатились на блестящий паркет и в своем причудливом хаосе напоминали гигантские бусины порванного ожерелья. Я так и не вкусил их сочного нутра. Забыл...
— Как мне тебя называть? — небрежно спросил я хозяина квартиры.
— Очень своевременный вопрос.
— Может, Пауком, как в газетах?
— Глупо...
— Тогда скажи.... Убийцей?
— Нет.
— А как?
— Зеркалом, — засмеялся он.
— Да ну тебя...
— Рихтер. Зови меня так.
— Какое замысловатое прозвище! — я засмеялся, лукаво поведя плечом.
— Это мое настоящее имя.
— Ты что, немец?
— Нет, родители были придурками.
— Тоже мне редкость.
Я с ногами плюхнулся на диван. Парень недовольно покосился на меня.
— Лучше в спальню, — буркнул он.
— Так вот, где ты их убиваешь... Жертв-то.
— Нет, обычно я вывожу парней за город. Там есть хороший пустырь, а потом, когда все кончено, бросаю их тела в подходящей мусорке. Выбираю по внешнему сходству.
— Ты настоящий псих...
— Ты не лучше. Не хочешь знать, почему ты стал исключением?
— Не-а.
Но он все равно сказал:
— Ты подходишь этому интерьеру. На моих черных простынях ты будешь неплохо смотреться, а потом я выкину тебя на свалку, что возле канала. Ты должен был видеть ее из окна машины.
— Я видел. Чем же то место так меня напоминает?
— Оно одиноко, но при этом всегда наполнено чужими отходами.
— Ну, прямо про меня... — с долей наигранности рассмеялся я.
Он стащил меня с дивана и поволок в спальню, причем достаточно неаккуратно, хотя я не сопротивлялся. Потом меня грубо швырнули на кровать. Вот тогда-то я и поверил, что этот человек способен на убийство.
— Погоди! — запротестовал я. — Что за черт! Может, я сначала пойду в душ?
— Нет, — он забрался на меня сверху и просто медленно пожирал глазами.
— Но я грязный!
— Я думаю, все нужные процедуры ты сделал заранее дома, перед тем как идти в клуб. Я ведь прав?
— Да, но... Не в этом дело! Да что на тебя нашло? Я же после клуба, там жарко вообще-то!!! На улице холодно, я надел теплые штаны.
— Заткнись, я хочу чувствовать твой запах. Мне он нужен, естественный аромат твоего тела.
— Гребанный извращенец! — процедил я сквозь зубы.
Он снова усмехнулся.
— Идиот... — не прекращал я. — Рихтер! Мне-то твое амбре не нужно, иди, помойся!
— Думаю, ты привычный к мужскому запаху. Вряд ли кавказцы с тобой церемонились.
Он сорвал с меня одежду и наспех разделся сам. Его тело было прекрасно. Я даже возбудился от одного-единственного взгляда. Мощные кубики!
— Откуда шрам? — заинтересованно спросил он, гладя кончиками пальцев глубокий рубец на моем животе.
— А! Последствия одного субботника с дагестанцами.
— Грязный мальчишка, — холодно заметил он.
— Не без этого.
— Давай, отсоси у меня, Ишачок.
— Ладно!
Я принялся за дело, он больно и пренебрежительно схватил меня за голову. Мне всегда нравилось такое отношение, я завелся.
— Хватит, — решил он в самый кульминационный момент, поднимая меня за волосы.
— Я достаточно тебя возбудил?
— Да, ты умелый.
Рихтер заглянул мне в глаза, а потом неожиданно поцеловал в губы. Я вздрогнул, он оттолкнул меня.
— Ты что? — спросил я. — Зачем?
— Просто так. Мне скучно.
Я кинулся ему на шею и впился в губы. Рихтер ответил. Мы целовались с жадным неистовством, как парочка влюбленных подростков. А потом...
— Ну-ка, подставь мне свою развратную задницу, — скомандовал мой партнер, кидая меня на простыни.
Я покорно встал раком. Он взял смазку и презерватив.
— Давай без него... — я кивнул на резинку. — Я не боюсь заразиться, ты же меня убьешь сегодня. Мне пофиг!
— Я о себе забочусь. Кто знает, чем ты болеешь.
— Брось, я не заразный. Я недавно проверялся. Для меня походы к доктору обычное дело.
Рихтер блеснул своими холодными глазами и небрежно откинул презерватив. Его руки принялись наносить смазку. Когда он вошел в меня, я даже вскрикнул.
— А ты большой дядя, — заметил я.
— Да. А ты думал?!
Он начал двигаться во мне, а я, как водится, принялся изображать стонами сладкую страсть.
— Заткнись, — бросил мне Рихтер, — мне нужны настоящие крики наслаждения.
Я замолчал. Мы двигались в едином ритме, соединяя тела.
— Ты двигаешь бедрами одновременно со мной, — запыхавшимся голосом кинул мне Рихтер. — Ты первый, кому удалось.
— Ты же их насиловал... — прохрипел я.
— Сам веришь? Они были как ты... Шлюхи.
— Ахах, — не то согласился, не то простонал я.
Он усилил свое движение.
— Погоди!!! — вскрикнул я. — Дай я повернусь!
— Хочешь быть на спине?
— Ага. Твои глаза... Хочу видеть их...
Он сам скинул и развернул меня. Мои ноги обхватили его торс, и он резко вошел в меня.
— Да! — вскрикнул я. — Так! Давай, сильнее!
— Сильнее?
— Да!
Он увеличил темп.
— Причини боль! Не церемонься! — продолжал кричать я, начиная стонать от реального удовольствия. — Глубже и сильнее! Как с грязной шлюхой!
Он криво усмехнулся, но продолжал выполнять мои просьбы. Наши тела сокращались в бешеном ритме.
— Боже! — завопил я, хватаясь руками за его спину. — Давай еще! Еще сильнее!
— Нравится? — бросил Рихтер, все интенсивнее терзая мое тело.
— Да! Нравится! Так, нравится! Хочу боль! Сильнее!
— Ок!
Я закричал, он резко схватил мои руки и прижал их к кровати над моей головой. Я понял, еще чуть-чуть и я бы его поцарапал, но Рихтер не мог допустить этого. Под моими ногтями милиция не должна найти частички кожи, по которым так легко вычислить убийцу.
— Сильнее!!! Еще!!! Давай, не жалей меня!!!
— У тебя уже кровь...
— Отлично! То, что надо!!!
Рихтер не переставал дарить мне болезненное наслаждение, столь любимое мной. С ним мне стало поистине хорошо!
— Я сейчас... Я больше не могу! — вскричал я, изгибаясь.
— Давай вместе? — шепнул Рихтер, и руки пришли мне на помощь.
— Да!
Мы взорвались одновременно, только он кончил себе в руку. Действительно, во мне не могло остаться его следов.
Наши тела слились в изнеможении, и мы тяжело дышали, пока тихо тикали часы. Не знаю, сколько времени прошло, я не считал минут своего счастья. Внезапно Рихтер достал из-под подушки красную бечевку.
— А ты, и правда, тот маньяк, — обессилено прошептал я.
— Да. Никто не верит, а ведь я никогда не вру.
Он принялся ее разматывать.
— Твоя паутина ловит наивных мотыльков...
— Да. Так и есть.
— Убьешь меня?
— Конечно.
— Хорошо, — я улыбнулся, — мне было хорошо с тобой.
— И мне... — он криво изогнул губы. Его глаза вспыхнули.
— Моя кровь... — я коснулся бурых пятен на простынях. — Похожа на связь с твоим духом? Реальнее бечевки?
— Да, — шепнул он, нежно поглаживая мою щеку рукой, — я влюбился в тебя...
— А я в тебя...
Он хохотнул и накинул мне на шею удавку цвета крови.
— Можешь закрыть глаза... Я разрешаю в качестве бонуса за подаренное счастье, — шепнул он, сдавливая мне шею.
— Нет, — прохрипел я, — смотри на меня. В мои глаза. Тебе же это надо. Я стану тобой! Сожри мою душу...
Он душил меня, неумолимо сокращая петлю. Я взглянул в его холодные глаза, но на этот раз там кипела страсть насыщения. Волк пожирал добычу. Я улыбнулся.
Когда его руки разжались, Рихтер наклонился и поцеловал меня в губы. А потом убаюкивал на руках долгие часы, пока не забрезжил рассвет. Но я этого уже не видел, потому что был к тому времени давно мертв.
Я вообще смог рассказать свою историю только потому, что так попросил автор этого рассказа. На следующее утро Рихтер заявил в милицию на самого себя. Менты примчались в одно мгновение, радостные от того, что поймали известного маньяка. Он оказал сопротивление — его застрелили. Рихтер умер возле моего уже остывшего тела, брошенного на черном шелке простыней.
Пресса долго не унималась. Но кому до нее есть дело?!
А я стал лишь мимолетным воспоминанием, крупицей всеобщего времени. Я застыл в пространстве односекундной памятью и исчез навсегда.
Но знаете... Я еще существую в воздухе, в памяти квартиры-свидетельницы моего убийства, на пыльных страницах прокурорского дела, в блогах бездарных писак, как косвенное упоминание. Я обратился в ускользающее, словно солнечный зайчик, воспоминание. Но зато, теперь с легкостью могу сказать, что я действительно когда-то жил.
— А ты хорошо устроился, — крякнул я, идя по коридору и попутно сбрасывая пальто.
— Я небедный мальчик, — хмыкнул он.
Пакет с яблоками Фуджи лег на пол, свежие плоды в беспорядке выкатились на блестящий паркет и в своем причудливом хаосе напоминали гигантские бусины порванного ожерелья. Я так и не вкусил их сочного нутра. Забыл...
— Как мне тебя называть? — небрежно спросил я хозяина квартиры.
— Очень своевременный вопрос.
— Может, Пауком, как в газетах?
— Глупо...
— Тогда скажи.... Убийцей?
— Нет.
— А как?
— Зеркалом, — засмеялся он.
— Да ну тебя...
— Рихтер. Зови меня так.
— Какое замысловатое прозвище! — я засмеялся, лукаво поведя плечом.
— Это мое настоящее имя.
— Ты что, немец?
— Нет, родители были придурками.
— Тоже мне редкость.
Я с ногами плюхнулся на диван. Парень недовольно покосился на меня.
— Лучше в спальню, — буркнул он.
— Так вот, где ты их убиваешь... Жертв-то.
— Нет, обычно я вывожу парней за город. Там есть хороший пустырь, а потом, когда все кончено, бросаю их тела в подходящей мусорке. Выбираю по внешнему сходству.
— Ты настоящий псих...
— Ты не лучше. Не хочешь знать, почему ты стал исключением?
— Не-а.
Но он все равно сказал:
— Ты подходишь этому интерьеру. На моих черных простынях ты будешь неплохо смотреться, а потом я выкину тебя на свалку, что возле канала. Ты должен был видеть ее из окна машины.
— Я видел. Чем же то место так меня напоминает?
— Оно одиноко, но при этом всегда наполнено чужими отходами.
— Ну, прямо про меня... — с долей наигранности рассмеялся я.
Он стащил меня с дивана и поволок в спальню, причем достаточно неаккуратно, хотя я не сопротивлялся. Потом меня грубо швырнули на кровать. Вот тогда-то я и поверил, что этот человек способен на убийство.
— Погоди! — запротестовал я. — Что за черт! Может, я сначала пойду в душ?
— Нет, — он забрался на меня сверху и просто медленно пожирал глазами.
— Но я грязный!
— Я думаю, все нужные процедуры ты сделал заранее дома, перед тем как идти в клуб. Я ведь прав?
— Да, но... Не в этом дело! Да что на тебя нашло? Я же после клуба, там жарко вообще-то!!! На улице холодно, я надел теплые штаны.
— Заткнись, я хочу чувствовать твой запах. Мне он нужен, естественный аромат твоего тела.
— Гребанный извращенец! — процедил я сквозь зубы.
Он снова усмехнулся.
— Идиот... — не прекращал я. — Рихтер! Мне-то твое амбре не нужно, иди, помойся!
— Думаю, ты привычный к мужскому запаху. Вряд ли кавказцы с тобой церемонились.
Он сорвал с меня одежду и наспех разделся сам. Его тело было прекрасно. Я даже возбудился от одного-единственного взгляда. Мощные кубики!
— Откуда шрам? — заинтересованно спросил он, гладя кончиками пальцев глубокий рубец на моем животе.
— А! Последствия одного субботника с дагестанцами.
— Грязный мальчишка, — холодно заметил он.
— Не без этого.
— Давай, отсоси у меня, Ишачок.
— Ладно!
Я принялся за дело, он больно и пренебрежительно схватил меня за голову. Мне всегда нравилось такое отношение, я завелся.
— Хватит, — решил он в самый кульминационный момент, поднимая меня за волосы.
— Я достаточно тебя возбудил?
— Да, ты умелый.
Рихтер заглянул мне в глаза, а потом неожиданно поцеловал в губы. Я вздрогнул, он оттолкнул меня.
— Ты что? — спросил я. — Зачем?
— Просто так. Мне скучно.
Я кинулся ему на шею и впился в губы. Рихтер ответил. Мы целовались с жадным неистовством, как парочка влюбленных подростков. А потом...
— Ну-ка, подставь мне свою развратную задницу, — скомандовал мой партнер, кидая меня на простыни.
Я покорно встал раком. Он взял смазку и презерватив.
— Давай без него... — я кивнул на резинку. — Я не боюсь заразиться, ты же меня убьешь сегодня. Мне пофиг!
— Я о себе забочусь. Кто знает, чем ты болеешь.
— Брось, я не заразный. Я недавно проверялся. Для меня походы к доктору обычное дело.
Рихтер блеснул своими холодными глазами и небрежно откинул презерватив. Его руки принялись наносить смазку. Когда он вошел в меня, я даже вскрикнул.
— А ты большой дядя, — заметил я.
— Да. А ты думал?!
Он начал двигаться во мне, а я, как водится, принялся изображать стонами сладкую страсть.
— Заткнись, — бросил мне Рихтер, — мне нужны настоящие крики наслаждения.
Я замолчал. Мы двигались в едином ритме, соединяя тела.
— Ты двигаешь бедрами одновременно со мной, — запыхавшимся голосом кинул мне Рихтер. — Ты первый, кому удалось.
— Ты же их насиловал... — прохрипел я.
— Сам веришь? Они были как ты... Шлюхи.
— Ахах, — не то согласился, не то простонал я.
Он усилил свое движение.
— Погоди!!! — вскрикнул я. — Дай я повернусь!
— Хочешь быть на спине?
— Ага. Твои глаза... Хочу видеть их...
Он сам скинул и развернул меня. Мои ноги обхватили его торс, и он резко вошел в меня.
— Да! — вскрикнул я. — Так! Давай, сильнее!
— Сильнее?
— Да!
Он увеличил темп.
— Причини боль! Не церемонься! — продолжал кричать я, начиная стонать от реального удовольствия. — Глубже и сильнее! Как с грязной шлюхой!
Он криво усмехнулся, но продолжал выполнять мои просьбы. Наши тела сокращались в бешеном ритме.
— Боже! — завопил я, хватаясь руками за его спину. — Давай еще! Еще сильнее!
— Нравится? — бросил Рихтер, все интенсивнее терзая мое тело.
— Да! Нравится! Так, нравится! Хочу боль! Сильнее!
— Ок!
Я закричал, он резко схватил мои руки и прижал их к кровати над моей головой. Я понял, еще чуть-чуть и я бы его поцарапал, но Рихтер не мог допустить этого. Под моими ногтями милиция не должна найти частички кожи, по которым так легко вычислить убийцу.
— Сильнее!!! Еще!!! Давай, не жалей меня!!!
— У тебя уже кровь...
— Отлично! То, что надо!!!
Рихтер не переставал дарить мне болезненное наслаждение, столь любимое мной. С ним мне стало поистине хорошо!
— Я сейчас... Я больше не могу! — вскричал я, изгибаясь.
— Давай вместе? — шепнул Рихтер, и руки пришли мне на помощь.
— Да!
Мы взорвались одновременно, только он кончил себе в руку. Действительно, во мне не могло остаться его следов.
Наши тела слились в изнеможении, и мы тяжело дышали, пока тихо тикали часы. Не знаю, сколько времени прошло, я не считал минут своего счастья. Внезапно Рихтер достал из-под подушки красную бечевку.
— А ты, и правда, тот маньяк, — обессилено прошептал я.
— Да. Никто не верит, а ведь я никогда не вру.
Он принялся ее разматывать.
— Твоя паутина ловит наивных мотыльков...
— Да. Так и есть.
— Убьешь меня?
— Конечно.
— Хорошо, — я улыбнулся, — мне было хорошо с тобой.
— И мне... — он криво изогнул губы. Его глаза вспыхнули.
— Моя кровь... — я коснулся бурых пятен на простынях. — Похожа на связь с твоим духом? Реальнее бечевки?
— Да, — шепнул он, нежно поглаживая мою щеку рукой, — я влюбился в тебя...
— А я в тебя...
Он хохотнул и накинул мне на шею удавку цвета крови.
— Можешь закрыть глаза... Я разрешаю в качестве бонуса за подаренное счастье, — шепнул он, сдавливая мне шею.
— Нет, — прохрипел я, — смотри на меня. В мои глаза. Тебе же это надо. Я стану тобой! Сожри мою душу...
Он душил меня, неумолимо сокращая петлю. Я взглянул в его холодные глаза, но на этот раз там кипела страсть насыщения. Волк пожирал добычу. Я улыбнулся.
Когда его руки разжались, Рихтер наклонился и поцеловал меня в губы. А потом убаюкивал на руках долгие часы, пока не забрезжил рассвет. Но я этого уже не видел, потому что был к тому времени давно мертв.
Я вообще смог рассказать свою историю только потому, что так попросил автор этого рассказа. На следующее утро Рихтер заявил в милицию на самого себя. Менты примчались в одно мгновение, радостные от того, что поймали известного маньяка. Он оказал сопротивление — его застрелили. Рихтер умер возле моего уже остывшего тела, брошенного на черном шелке простыней.
Пресса долго не унималась. Но кому до нее есть дело?!
А я стал лишь мимолетным воспоминанием, крупицей всеобщего времени. Я застыл в пространстве односекундной памятью и исчез навсегда.
Но знаете... Я еще существую в воздухе, в памяти квартиры-свидетельницы моего убийства, на пыльных страницах прокурорского дела, в блогах бездарных писак, как косвенное упоминание. Я обратился в ускользающее, словно солнечный зайчик, воспоминание. Но зато, теперь с легкостью могу сказать, что я действительно когда-то жил.
Комментариев нет:
Отправить комментарий