Фендом: Мерлин
Пейринг: Артур/Мерлин
Мерлин шмыгает носом и натягивает края рукавов пониже, на зябнущие пальцы.
– Холодно? – негромко спрашивает Артур, склонившись к нему. Кольчуга звякает о лошадиную сбрую, глуша не приставшую королю заботливость.
– Что ты, я наслаждаюсь погодой, – отвечает Мерлин с улыбкой.
Author:
Вокруг влажно и холодно, осень выдается сырой, промозглой, мерзкой. От нее ржавеют доспехи и покрываются желтоватым налетом кольчуги, немеют пальцы и краснеют носы, а тяжелые одежды становятся и вовсе неподъемными, пропитавшись утренним туманом. Осень не время для походов, но Артуру и его рыцарям не приходится выбирать. На границах неспокойно, соседи пробуют нового короля на зубок. Выстоит ли, справится ли. Можно ли отхватить от Камелота кусок?
И вернуться в прогретый замок, где вечером подают теплое вино и горячее мясо, остается лишь мечтой. Мерлину кажется, что еще немного, и у них не останется лесов, так много костров вокруг. Природа протестует, он чувствует, как неприятно чавкает влажная, серо-черная земля, как недовольно шелестят деревья, как обвиняюще звенит перелив птичьих голосов. Войны не нравятся никому.
Мерлин шмыгает носом и натягивает края рукавов пониже, на зябнущие пальцы.
– Холодно? – негромко спрашивает Артур, склонившись к нему. Кольчуга звякает о лошадиную сбрую, глуша не приставшую королю заботливость.
– Что ты, я наслаждаюсь погодой, – отвечает Мерлин с улыбкой.
Артур выпрямляется в седле и смотрит вперед. Он вздыхает – вроде как тяжело, но несколько наиграно, и обещает.
– Еще пару часов и будет привал. Согреемся.
Мерлин молча кивает.
Они бешено рискуют, оба. Позволенное принцу не простят королю. Артур и Мерлин могут сколько угодно любить и жить друг для друга, но этого не могут король Камелота и его маг. Надо скрывать, надо прятать. Взгляды и жесты, заботу и нежность, тревогу и беспокойство, страсть и желание – все. Нельзя подойти и усесться у ног, прислонившись головой к колену. Нельзя дотронуться до руки. Нельзя хлопнуть по плечу. Нельзя забыться в обнимающих руках.
Нельзя, нельзя, нельзя – Мерлину кажется, с каждым днем их становится все больше, этих негласных запретов. Невозможностей.
Вместо этого есть сырые дни и полубесонные ночи, озноб и простуды, хмурые окрики и пошлые песни, ржанье лошадей, плохо зажаренная дичь и студеная вода с привкусом ила.
От седла болит все – поясница, ноги, руки, задница, хочется слезть и пойти пешком, как раньше. А после прогулки – вернуться в замок и умереть часов на шесть на кровати, с матрасом, с подушкой, с теплым одеялом поверх, уткнувшись носом в знакомую шею, переплетя руки и ноги, забыв обо всем.
Но впереди еще два часа пути, пока лошади и люди не вымотаются окончательно, и Артур не даст знак остановиться. А разбойников так и не найти. Хотя, какие это разбойники? Все знают, что это не обычные лесные бандиты, ими руководит сэр Гирейн, и половина из его людей могут так же похвастаться родословной, как и люди Артура.
Мерлин ежится и пришпоривает лошадь.
Они оказываются на большой поляне, неожиданно приятной, несмотря на влажную траву и хмурое небо сверху. Артур сильно впереди, переговаривается с сэром Лионом и сэром Бертрамом. Мерлин размышляет, не подъехать ли ему ближе, и в этот самый момент сэр Бертрам неуклюже заваливается набок и падает с лошади, прошитый арбалетным болтом. Конь Артура дергается в сторону, всхрапнув, король резко перехватывает поводья и оборачивается. И в этот самый момент все сходит с ума. Рыцарей окатывает град стрел, большинство проходят мимо, но кое-кому пробивают кольчугу, под кем-то падает лошадь, вскрикивает молоденький оруженосец, держась за плечо. Артур кричит, заставляя рыцарей перестроиться, те привычно и послушно занимают свои места, поднимая щиты, но необходимости в этом уже нет. Из леса высыпают всадники, такие же рыцари, как и они. С мечами и пиками, возглавляемые своим предводителем, Гирейном. Мерлин придерживает лошадь, замирает на месте. Он дал слово, что не будет лезть в драку. Мимо него с криками проносятся всадники – это свои, но он их сейчас не узнает. Искаженные криком и яростью лица, бешеные глаза сквозь забрало, запах пота, крови, страха и возбуждения, капельки влаги на латах, пена изо рта коней. Стоны, крики, резкое протяжное «хээээээй!», перезвон мечей, хруст дерева, свист от летящих пик – Мерлин все это улавливает, но отстраненно, как сквозь пелену.
Артур дерется хорошо. Даже нет, он как всегда изумительно умел, быстрые выпады, отточенные движения, развороты, резкие рубящие удары, а сейчас да, вперед, пробить насквозь… Но пришлых больше. Они не измотаны долгими переходами, у них преимущество, и людей Артура начинают теснить. Мерлин стискивает поводья, машинально гладит по холке напуганную лошадь – не хватало, чтобы та сейчас понесла! – и вдруг чувствует это. То, что под королем именно в этот момент подстреливают лошадь – лишь совпадение. А может быть – и нет.
Артур оказывается на земле, сапоги намокают от влажной травы. Король высоко поднимает руку с мечом…
…Мерлин вскидывает ладонь, чувствуя прокатывающееся по телу, согревающее его тепло…
…и внезапно на поле нет ни криков, ни голосов, только звенящая, тревожащая тишина. Сквозь застилающую глаза золотом дымку, Мерлин видит раскиданные по полю фигуры, маленькие и нелепые в сковывающих их доспехах и кольчугах, с вывернутыми кистями и подогнувшимися ногами. Он знает, что они всего лишь оглушены, его сил не хватит на убийство такого количества людей.
Или он пока так думает – что не хватит.
В крови бурлит непонятный восторг, возвращаются краски и звуки, он чувствует, как порыв ветра обдувает его плохо замотанную в неизменный платок шею, как кольчуга чужеродной тяжестью давит на плечи, заставляя повести плечами. Воины поднимаются на ноги, Артур пошатывается – и тут же парирует удар от вставшего Гирейна, но чужие рыцари невольно тянутся обратно, к лесу, теснимые камелотцами. Мерлин дожидается, пока пришлые соберутся вместе, вставая в строй, и только тогда позволяет щекотящему губы заклинанию сорваться с губ. А следом за ним – и второму.
Это почти смешно – наблюдать, как Артур ошарашено пытается пробить разгоревшуюся вокруг него полупрозрачную сферу. А потом фигуру короля скрывает огненная волна, сжигающая чужих рыцарей, раскаливая докрасна доспехи, заставляя падать в спасительную траву и кричать от боли. Пахнет металлом и жженой плотью, и только это приводит Мерлина в чувство, он неверяще смотрит вперед – на убитых им людей, и чувствует, как сильно колотится его сердце, как что-то рвется внутри, вызывая желание закричать. Но в этот момент Артур оборачивается, и все внутри Мерлина замирает. Совершенно белое, перекошенное злостью, лицо короля выжигает изнутри и панику, и страх. Защитные сферы лопаются, магия отпускает Мерлина, но Артур уже смотрит на замершего рядом с ним Гирейна. Тот понимает, что проиграл, и его мечу суждено оказаться в руках у короля Камелота, а голове – на плахе. И все же, сэру Гирейну сейчас не до этого, он смотрит на своих рыцарей. Большая часть мертва или не доживет даже до вечера, другие – сильно покалечены, а несколько спин скрываются в лесной чаще.
Сила Камелота неоспорима. Бой проигран.
– Вы умнее вашего отца, сир, – говорит Гирейн. Он склоняет голову, встает на одно колено и протягивает Артуру свой меч. – Магия бывает сильнее меча.
Мерлин думает, что это счастье, что он не видит сейчас лица своего короля.
– Я защищаю свои земли, – тяжело роняет Артур. – И ни один из моих рыцарей сегодня не показал спины.
И если Гирейн хочет что-то ответить – такой возможности ему не представляется. Артур поудобнее перехватывает его меч и со свистом опускает на склоненную голову, рассекая шею. Коленопреклонная фигура нелепо падает, и Артур отбрасывает в сторону чужое оружие.
В шатре короля холодно и неуютно, а еще непривычно тихо. Сегодня они наконец победили, можно будет вернуться домой, но никому из рыцарей Артура не нравится такая победа – и Мерлин понимает это сразу, стоит ему лишь переступить порог.
Рыцари вскидываются – недовольные, помнящие, как были сначала обездвижены непонятной силой, а потом заперты в плотные коконы. Но упрека не успевает сорваться ни с одних губ – Артур поднимает кубок с вином вверх.
– За первого мага Камелота! – решительно говорит король и выпивает до дна, запрокинув голову назад. Мерлин смотрит на дергающийся кадык, слышит послушно грохнувшее следом «за первого мага» и единственное, что он хочет в это мгновение – оказаться в Эалдоре. И пусть ему снова будет шестнадцать, и он будет переживать из-за того, что старая Рэнни обозвала его воришкой, хотя он и не крал ее яблок.
Мерлину тоже наливают вина, он выпивает, кубок, другой, ест мясо, и не смотрит-не смотрит-не смотрит на Артура. Рыцари уходят довольно скоро, измотанные дракой, с ноющими ранами – им нужно отдохнуть. Когда последний скрывается за красной тканью шатра – снаружи, Мерлин поворачивается к Артуру. Король сидит на импровизированном троне, давно без кольчуги, лишь в рубашке и мягких штанах, покручивая пустой кубок в пальцах.
Мерлин делает шаг вперед и замирает, окороченный мгновенным жестким взглядом. Артур лениво поднимается и подходит почти вплотную, красивые, красные от вина губы кривятся, а на щеках – болезненный румянец. И Мерлин вдруг чувствует злость.
А что Артур хотел? Чтобы Мерлин стоял и смотрел, как они, воины, будут красиво и с честью умирать?
– Мне это напоминает случай с Ланселотом, – заговаривает Артур. – Если правило не устраивает Мерлина, Мерлин ему не подчиняется. Верно?
– Ты бы проиграл, – отвечает маг, почти задыхаясь от гнева. – Твои люди были слабее. Вас было меньше.
– Никогда больше, – резко говорит Артур, отшвыривая кубок в сторону и дергая Мерлина на себя, скручивая кисти в захват, разворачивая к себе спиной и пьяно выдыхая в шею. – Никогда больше ты не будешь вмешиваться. Ты не будешь никого убивать. Я разрешаю тебе только защищать, слышишь? Мое королевство я буду завоевывать мечом, а не магией.
Мерлина трясет, он даже дергается, но куда там – Артур сильнее. Несмотря на все выпитое им вино.
– Вы идиот, сир, – говорит он. – И ты идешь по следам своего отца. Моя магия позволила тебе сегодня защитить Камелот. И выжить. В следующий раз я поступлю также.
– Ты… – Артур сильнее стискивает его руки и больно кусает за шею. – Ты будешь подчиняться мне. Или в следующий раз останешься в замке.
Мерлин вздрагивает, чувствуя как ярость внутри смешивается с возбуждением – от вжимающихся в него бедер, от знакомого голоса, от дыхания, щекотящего волоски на затылке.
И он понимает, что Артур – прав.
– Давай договоримся, – просит он. – Я согласен. Я буду вмешиваться, только если тебе будет угрожать опасность. Прикрывать. Убирать преграды с пути твоего коня. Отводить стрелы. Я не буду убивать.
– Даже если мои люди будут проигрывать? – уточняет Артур.
– Да, – выдыхает Мерлин. – Да, я согласен.
Его разворачивают лицом к себе, отпуская запястья. Мерлин нетерпеливо облизывает губы, лихорадочно скользит ладонями по грубой ткани рубашки, трется пахом о чужой пах. Артур коротко стонет, из глаз исчезает злость, теперь там что-то дикое, но хорошо знакомое, такое сладкое, такое любимое. То самое, без чего жить не имеет смысла. То, за что можно убивать. Мерлин сам начинает его целовать, первый, не давая Артуру перехватить инициативу. Он кусает губы, всовывает в его рот свой язык, запускает пальцы в волосы, удерживая голову любовника так, как ему хочется. Артур не сопротивляется, он дергает рубашку Мерлина, и они путаются в ногах, пытаясь дойти до королевского ложа, которое пытаются имитировать набросанные тряпки. Артур оказывается снизу, его лопатки плотно прижаты к темной шерстяной ткани, наброшенной поверх остальных. Он слегка поворачивает голову, позволяя Мерлину отомстить за укус в шею. Влажный язык скользит по коже, зубы чуть прихватывают ее – дразня, руки никак не могут распутаться, помочь избавить друг друга от одежды, но они справляются, не в первый же раз.
Артур бесстыдно трется обнаженными ягодицами о ткань, выгибается, когда Мерлин начинает ласкать его пах. Пальцы, губы, дорожки поцелуев, слюна и капли смазки на возбужденном члене. Хочется кричать, но это одно из тех «нельзя», забыть про которые не удается даже в такие минуты, когда страсть и безумие застилают глаза и заставляют забывать собственные имена. Про долг им удается помнить все равно.
Артур поддается, позволяя проникнуть внутрь, пуская, разрешая, отдаваясь. Мерлин знает, почему сегодня так. Король многого не может сказать словами, и пусть. Мерлин все равно поймет. По жестам, движению головы, взглядам, интонации, по сделанному и непроизнесенному. У них нет тайн друг от друга, есть только общие.
Мерлин начинает двигаться быстрее, лаская пальцами бедро, проводя ногтями по коленной чашечке, склоняясь и целуя обветренные, закушенные сейчас губы. Жесткая линия челюсти, скрученные судорогой пальцы, синяки на груди – следы сегодняшней битвы, старые шрамы, свежие царапины.
Артур.
– Я люблю тебя, – спокойно говорит король, когда Мерлин уже лежит рядом, умерший и родившийся, обнаженный, истомленный, вывернутый наизнанку, пропитавшийся Артуром насквозь, тем, что между ними происходит – каждое мгновение, каждую секунду.
Мерлин не отвечает, только снова ведет ладонью по широкой груди и целует плечо – такое непривычно беззащитное сейчас.
– Но я не могу позволить, чтобы мои люди думали, что ты сильнее их. Сильнее меня.
Мерлин поднимает глаза и встречается взглядом с Артуром.
– Но…
Артур улыбается, и Мерлин умолкает, снова откидываясь назад и нежась в объятиях.
– Завтра мы отправимся домой, – говорит король, поглаживая предплечье своего мага. – И по прибытию я попрошу Гвеневеру оказать мне честь и стать моей женой.
Мерлин не дергается, как будто даже не слышит. На секунду его колют эти слова, но он же чувствует – это ничего не изменит. Ничего. Разве что на время, но он справится с этим.
– Камелот доказал, что выстоит против любого, – неспешно продолжая ласкать Артура, говорит Мерлин. – И ты прав, ему нужна королева. И наследник.
Артур перехватывает его ладонь и быстро целует запястье.
– Я…
– Я знаю, – перебивает в этот раз Мерлин. – Я думаю, Гвен согласится. Из нее получится прекрасная жена. Что бы ты ни делал, я все равно останусь с тобой.
Слова звучат так неправильно, так нарочито и высокопарно, но других Мерлину не удается найти. Артур, видимо, это понимает. Потому что никак иначе его благодарные, с ноткой извинения, поцелуи расценить нельзя.
Они засыпают и просыпаются вместе, и это едва ли не последний раз, когда они могут себе это позволить.
Рыцари во главе с их королем и его магом возвращаются домой, и оставляют за спинами сырые туманы и погибших товарищей. Камелот встречает их солнцем, а спустя несколько недель – свадебным пиром.
И вслед за песней о славной победе короля Артура, менестрели слагают рассказ о том, как прекрасны черные косы королевы Гвеневеры.
И вернуться в прогретый замок, где вечером подают теплое вино и горячее мясо, остается лишь мечтой. Мерлину кажется, что еще немного, и у них не останется лесов, так много костров вокруг. Природа протестует, он чувствует, как неприятно чавкает влажная, серо-черная земля, как недовольно шелестят деревья, как обвиняюще звенит перелив птичьих голосов. Войны не нравятся никому.
Мерлин шмыгает носом и натягивает края рукавов пониже, на зябнущие пальцы.
– Холодно? – негромко спрашивает Артур, склонившись к нему. Кольчуга звякает о лошадиную сбрую, глуша не приставшую королю заботливость.
– Что ты, я наслаждаюсь погодой, – отвечает Мерлин с улыбкой.
Артур выпрямляется в седле и смотрит вперед. Он вздыхает – вроде как тяжело, но несколько наиграно, и обещает.
– Еще пару часов и будет привал. Согреемся.
Мерлин молча кивает.
Они бешено рискуют, оба. Позволенное принцу не простят королю. Артур и Мерлин могут сколько угодно любить и жить друг для друга, но этого не могут король Камелота и его маг. Надо скрывать, надо прятать. Взгляды и жесты, заботу и нежность, тревогу и беспокойство, страсть и желание – все. Нельзя подойти и усесться у ног, прислонившись головой к колену. Нельзя дотронуться до руки. Нельзя хлопнуть по плечу. Нельзя забыться в обнимающих руках.
Нельзя, нельзя, нельзя – Мерлину кажется, с каждым днем их становится все больше, этих негласных запретов. Невозможностей.
Вместо этого есть сырые дни и полубесонные ночи, озноб и простуды, хмурые окрики и пошлые песни, ржанье лошадей, плохо зажаренная дичь и студеная вода с привкусом ила.
От седла болит все – поясница, ноги, руки, задница, хочется слезть и пойти пешком, как раньше. А после прогулки – вернуться в замок и умереть часов на шесть на кровати, с матрасом, с подушкой, с теплым одеялом поверх, уткнувшись носом в знакомую шею, переплетя руки и ноги, забыв обо всем.
Но впереди еще два часа пути, пока лошади и люди не вымотаются окончательно, и Артур не даст знак остановиться. А разбойников так и не найти. Хотя, какие это разбойники? Все знают, что это не обычные лесные бандиты, ими руководит сэр Гирейн, и половина из его людей могут так же похвастаться родословной, как и люди Артура.
Мерлин ежится и пришпоривает лошадь.
Они оказываются на большой поляне, неожиданно приятной, несмотря на влажную траву и хмурое небо сверху. Артур сильно впереди, переговаривается с сэром Лионом и сэром Бертрамом. Мерлин размышляет, не подъехать ли ему ближе, и в этот самый момент сэр Бертрам неуклюже заваливается набок и падает с лошади, прошитый арбалетным болтом. Конь Артура дергается в сторону, всхрапнув, король резко перехватывает поводья и оборачивается. И в этот самый момент все сходит с ума. Рыцарей окатывает град стрел, большинство проходят мимо, но кое-кому пробивают кольчугу, под кем-то падает лошадь, вскрикивает молоденький оруженосец, держась за плечо. Артур кричит, заставляя рыцарей перестроиться, те привычно и послушно занимают свои места, поднимая щиты, но необходимости в этом уже нет. Из леса высыпают всадники, такие же рыцари, как и они. С мечами и пиками, возглавляемые своим предводителем, Гирейном. Мерлин придерживает лошадь, замирает на месте. Он дал слово, что не будет лезть в драку. Мимо него с криками проносятся всадники – это свои, но он их сейчас не узнает. Искаженные криком и яростью лица, бешеные глаза сквозь забрало, запах пота, крови, страха и возбуждения, капельки влаги на латах, пена изо рта коней. Стоны, крики, резкое протяжное «хээээээй!», перезвон мечей, хруст дерева, свист от летящих пик – Мерлин все это улавливает, но отстраненно, как сквозь пелену.
Артур дерется хорошо. Даже нет, он как всегда изумительно умел, быстрые выпады, отточенные движения, развороты, резкие рубящие удары, а сейчас да, вперед, пробить насквозь… Но пришлых больше. Они не измотаны долгими переходами, у них преимущество, и людей Артура начинают теснить. Мерлин стискивает поводья, машинально гладит по холке напуганную лошадь – не хватало, чтобы та сейчас понесла! – и вдруг чувствует это. То, что под королем именно в этот момент подстреливают лошадь – лишь совпадение. А может быть – и нет.
Артур оказывается на земле, сапоги намокают от влажной травы. Король высоко поднимает руку с мечом…
…Мерлин вскидывает ладонь, чувствуя прокатывающееся по телу, согревающее его тепло…
…и внезапно на поле нет ни криков, ни голосов, только звенящая, тревожащая тишина. Сквозь застилающую глаза золотом дымку, Мерлин видит раскиданные по полю фигуры, маленькие и нелепые в сковывающих их доспехах и кольчугах, с вывернутыми кистями и подогнувшимися ногами. Он знает, что они всего лишь оглушены, его сил не хватит на убийство такого количества людей.
Или он пока так думает – что не хватит.
В крови бурлит непонятный восторг, возвращаются краски и звуки, он чувствует, как порыв ветра обдувает его плохо замотанную в неизменный платок шею, как кольчуга чужеродной тяжестью давит на плечи, заставляя повести плечами. Воины поднимаются на ноги, Артур пошатывается – и тут же парирует удар от вставшего Гирейна, но чужие рыцари невольно тянутся обратно, к лесу, теснимые камелотцами. Мерлин дожидается, пока пришлые соберутся вместе, вставая в строй, и только тогда позволяет щекотящему губы заклинанию сорваться с губ. А следом за ним – и второму.
Это почти смешно – наблюдать, как Артур ошарашено пытается пробить разгоревшуюся вокруг него полупрозрачную сферу. А потом фигуру короля скрывает огненная волна, сжигающая чужих рыцарей, раскаливая докрасна доспехи, заставляя падать в спасительную траву и кричать от боли. Пахнет металлом и жженой плотью, и только это приводит Мерлина в чувство, он неверяще смотрит вперед – на убитых им людей, и чувствует, как сильно колотится его сердце, как что-то рвется внутри, вызывая желание закричать. Но в этот момент Артур оборачивается, и все внутри Мерлина замирает. Совершенно белое, перекошенное злостью, лицо короля выжигает изнутри и панику, и страх. Защитные сферы лопаются, магия отпускает Мерлина, но Артур уже смотрит на замершего рядом с ним Гирейна. Тот понимает, что проиграл, и его мечу суждено оказаться в руках у короля Камелота, а голове – на плахе. И все же, сэру Гирейну сейчас не до этого, он смотрит на своих рыцарей. Большая часть мертва или не доживет даже до вечера, другие – сильно покалечены, а несколько спин скрываются в лесной чаще.
Сила Камелота неоспорима. Бой проигран.
– Вы умнее вашего отца, сир, – говорит Гирейн. Он склоняет голову, встает на одно колено и протягивает Артуру свой меч. – Магия бывает сильнее меча.
Мерлин думает, что это счастье, что он не видит сейчас лица своего короля.
– Я защищаю свои земли, – тяжело роняет Артур. – И ни один из моих рыцарей сегодня не показал спины.
И если Гирейн хочет что-то ответить – такой возможности ему не представляется. Артур поудобнее перехватывает его меч и со свистом опускает на склоненную голову, рассекая шею. Коленопреклонная фигура нелепо падает, и Артур отбрасывает в сторону чужое оружие.
В шатре короля холодно и неуютно, а еще непривычно тихо. Сегодня они наконец победили, можно будет вернуться домой, но никому из рыцарей Артура не нравится такая победа – и Мерлин понимает это сразу, стоит ему лишь переступить порог.
Рыцари вскидываются – недовольные, помнящие, как были сначала обездвижены непонятной силой, а потом заперты в плотные коконы. Но упрека не успевает сорваться ни с одних губ – Артур поднимает кубок с вином вверх.
– За первого мага Камелота! – решительно говорит король и выпивает до дна, запрокинув голову назад. Мерлин смотрит на дергающийся кадык, слышит послушно грохнувшее следом «за первого мага» и единственное, что он хочет в это мгновение – оказаться в Эалдоре. И пусть ему снова будет шестнадцать, и он будет переживать из-за того, что старая Рэнни обозвала его воришкой, хотя он и не крал ее яблок.
Мерлину тоже наливают вина, он выпивает, кубок, другой, ест мясо, и не смотрит-не смотрит-не смотрит на Артура. Рыцари уходят довольно скоро, измотанные дракой, с ноющими ранами – им нужно отдохнуть. Когда последний скрывается за красной тканью шатра – снаружи, Мерлин поворачивается к Артуру. Король сидит на импровизированном троне, давно без кольчуги, лишь в рубашке и мягких штанах, покручивая пустой кубок в пальцах.
Мерлин делает шаг вперед и замирает, окороченный мгновенным жестким взглядом. Артур лениво поднимается и подходит почти вплотную, красивые, красные от вина губы кривятся, а на щеках – болезненный румянец. И Мерлин вдруг чувствует злость.
А что Артур хотел? Чтобы Мерлин стоял и смотрел, как они, воины, будут красиво и с честью умирать?
– Мне это напоминает случай с Ланселотом, – заговаривает Артур. – Если правило не устраивает Мерлина, Мерлин ему не подчиняется. Верно?
– Ты бы проиграл, – отвечает маг, почти задыхаясь от гнева. – Твои люди были слабее. Вас было меньше.
– Никогда больше, – резко говорит Артур, отшвыривая кубок в сторону и дергая Мерлина на себя, скручивая кисти в захват, разворачивая к себе спиной и пьяно выдыхая в шею. – Никогда больше ты не будешь вмешиваться. Ты не будешь никого убивать. Я разрешаю тебе только защищать, слышишь? Мое королевство я буду завоевывать мечом, а не магией.
Мерлина трясет, он даже дергается, но куда там – Артур сильнее. Несмотря на все выпитое им вино.
– Вы идиот, сир, – говорит он. – И ты идешь по следам своего отца. Моя магия позволила тебе сегодня защитить Камелот. И выжить. В следующий раз я поступлю также.
– Ты… – Артур сильнее стискивает его руки и больно кусает за шею. – Ты будешь подчиняться мне. Или в следующий раз останешься в замке.
Мерлин вздрагивает, чувствуя как ярость внутри смешивается с возбуждением – от вжимающихся в него бедер, от знакомого голоса, от дыхания, щекотящего волоски на затылке.
И он понимает, что Артур – прав.
– Давай договоримся, – просит он. – Я согласен. Я буду вмешиваться, только если тебе будет угрожать опасность. Прикрывать. Убирать преграды с пути твоего коня. Отводить стрелы. Я не буду убивать.
– Даже если мои люди будут проигрывать? – уточняет Артур.
– Да, – выдыхает Мерлин. – Да, я согласен.
Его разворачивают лицом к себе, отпуская запястья. Мерлин нетерпеливо облизывает губы, лихорадочно скользит ладонями по грубой ткани рубашки, трется пахом о чужой пах. Артур коротко стонет, из глаз исчезает злость, теперь там что-то дикое, но хорошо знакомое, такое сладкое, такое любимое. То самое, без чего жить не имеет смысла. То, за что можно убивать. Мерлин сам начинает его целовать, первый, не давая Артуру перехватить инициативу. Он кусает губы, всовывает в его рот свой язык, запускает пальцы в волосы, удерживая голову любовника так, как ему хочется. Артур не сопротивляется, он дергает рубашку Мерлина, и они путаются в ногах, пытаясь дойти до королевского ложа, которое пытаются имитировать набросанные тряпки. Артур оказывается снизу, его лопатки плотно прижаты к темной шерстяной ткани, наброшенной поверх остальных. Он слегка поворачивает голову, позволяя Мерлину отомстить за укус в шею. Влажный язык скользит по коже, зубы чуть прихватывают ее – дразня, руки никак не могут распутаться, помочь избавить друг друга от одежды, но они справляются, не в первый же раз.
Артур бесстыдно трется обнаженными ягодицами о ткань, выгибается, когда Мерлин начинает ласкать его пах. Пальцы, губы, дорожки поцелуев, слюна и капли смазки на возбужденном члене. Хочется кричать, но это одно из тех «нельзя», забыть про которые не удается даже в такие минуты, когда страсть и безумие застилают глаза и заставляют забывать собственные имена. Про долг им удается помнить все равно.
Артур поддается, позволяя проникнуть внутрь, пуская, разрешая, отдаваясь. Мерлин знает, почему сегодня так. Король многого не может сказать словами, и пусть. Мерлин все равно поймет. По жестам, движению головы, взглядам, интонации, по сделанному и непроизнесенному. У них нет тайн друг от друга, есть только общие.
Мерлин начинает двигаться быстрее, лаская пальцами бедро, проводя ногтями по коленной чашечке, склоняясь и целуя обветренные, закушенные сейчас губы. Жесткая линия челюсти, скрученные судорогой пальцы, синяки на груди – следы сегодняшней битвы, старые шрамы, свежие царапины.
Артур.
– Я люблю тебя, – спокойно говорит король, когда Мерлин уже лежит рядом, умерший и родившийся, обнаженный, истомленный, вывернутый наизнанку, пропитавшийся Артуром насквозь, тем, что между ними происходит – каждое мгновение, каждую секунду.
Мерлин не отвечает, только снова ведет ладонью по широкой груди и целует плечо – такое непривычно беззащитное сейчас.
– Но я не могу позволить, чтобы мои люди думали, что ты сильнее их. Сильнее меня.
Мерлин поднимает глаза и встречается взглядом с Артуром.
– Но…
Артур улыбается, и Мерлин умолкает, снова откидываясь назад и нежась в объятиях.
– Завтра мы отправимся домой, – говорит король, поглаживая предплечье своего мага. – И по прибытию я попрошу Гвеневеру оказать мне честь и стать моей женой.
Мерлин не дергается, как будто даже не слышит. На секунду его колют эти слова, но он же чувствует – это ничего не изменит. Ничего. Разве что на время, но он справится с этим.
– Камелот доказал, что выстоит против любого, – неспешно продолжая ласкать Артура, говорит Мерлин. – И ты прав, ему нужна королева. И наследник.
Артур перехватывает его ладонь и быстро целует запястье.
– Я…
– Я знаю, – перебивает в этот раз Мерлин. – Я думаю, Гвен согласится. Из нее получится прекрасная жена. Что бы ты ни делал, я все равно останусь с тобой.
Слова звучат так неправильно, так нарочито и высокопарно, но других Мерлину не удается найти. Артур, видимо, это понимает. Потому что никак иначе его благодарные, с ноткой извинения, поцелуи расценить нельзя.
Они засыпают и просыпаются вместе, и это едва ли не последний раз, когда они могут себе это позволить.
Рыцари во главе с их королем и его магом возвращаются домой, и оставляют за спинами сырые туманы и погибших товарищей. Камелот встречает их солнцем, а спустя несколько недель – свадебным пиром.
И вслед за песней о славной победе короля Артура, менестрели слагают рассказ о том, как прекрасны черные косы королевы Гвеневеры.
Вино течет рекой, и к вечеру, Мерлин знает, в замке не останется ни одного трезвого – будь то благородный или простолюдин. Сегодня празднуют свадьбу короля Артура, взявшего в жены прекрасную и нежную Гвеневеру. Золотом сияет корона на голове новобрачной, золотом отсвечивают в неверном освещении волосы короля, золотом блестят глаза придворного мага. Запах винограда смешивается с запахом жареной дичи.
Сегодня на столе душистая оленина, фаршированная птица, запеченные целиком кабаны – накануне церемонии была славная охота. Рыцари во главе с их королем пронеслись по чаще, убивая влажноглазых косуль, стреляя в серые шкуры зайцев, заставляя ронять перья куропаток и предсмертно хрипеть вепрей. Кухарки несколько суток почти живут у котлов и вертелов, слуги сбиваются с ног – и Мерлин отчаянно завидует им всем. Он никогда не думал, что должность личного слуги принца Артура покажется ему привлекательнее должности правой руки и придворного мага короля Камелота. Но сейчас, когда Гвен сидит рядом с его принцем на троне, Мерлин отчаянно жалеет о былом и ушедшем.
Артур ни разу не поворачивается в его сторону, и покинуть пиршество незаметно оказывается до смешного легко.
Мерлин идет по замку выпрямившись, почти привыкнув к боязливым уважительным взглядам бывших приятелей и знакомых служанок. Впрочем, его опасается не только челядь, рыцари почтительно уступают дорогу магу короля. Мерлин жестче сжимает губы, заставляя себя сдержаться и не побежать. Как и Артур, он теперь на многое не имеет право.
Больше не будет грязных конюшен и смятых доспехов, ведер с водой и рваных сапог. Как не будет и долгих ночей, пропитанных запахом трав и медвежьего жира. Мерлину больше не придется жаловаться, как неудобно спать на вышитых подушках, а Артур перестанет ругаться на костлявость любовника. Гвеневера займет место в королевской спальне, на ее нежной щеке утром будет отпечаток герба Пендрагонов, и ее мягкое округлое тело покажется Артуру желанным и прекрасным.
Неконтролируемые выплески магии, смятые простыни и шуточные драки, где один всегда немного поддается, а второй слишком нежен с побежденным, тоже останутся в прошлом – вместе со сплетнями о благородных и историями из детства.
Мерлин покидает замок, воспользовавшись подземельями, и выходит к песчаному побережью озера. Он не уверен, было ли оно здесь раньше или возникло только что по его желанию. Неважно. Самый сильный маг Камелота (мальчишка-слуга Мерлин?) ведет ладонью, и песок крутится в водовороте, стелется по берегу, а потом медленно оседает. Песчинки цепляются друг за друга, и медленно вырастает башня за башней, переходы, коридоры и бойницы – Камелот. Мерлин молча смотрит на замок и думает, что не иначе как по прихоти судьбы он повернут к нему тем крылом, где расположены покои короля Артура.
Когда он покидает побережье, ветер кружит песчинки, но миниатюрный Камелот стоит нетронутый.
Пока жив Мерлин, пока жива его магия, с этим замком ничего не случится.
Please drop by the archive and comment to let the author know if you enjoyed their work!Сегодня на столе душистая оленина, фаршированная птица, запеченные целиком кабаны – накануне церемонии была славная охота. Рыцари во главе с их королем пронеслись по чаще, убивая влажноглазых косуль, стреляя в серые шкуры зайцев, заставляя ронять перья куропаток и предсмертно хрипеть вепрей. Кухарки несколько суток почти живут у котлов и вертелов, слуги сбиваются с ног – и Мерлин отчаянно завидует им всем. Он никогда не думал, что должность личного слуги принца Артура покажется ему привлекательнее должности правой руки и придворного мага короля Камелота. Но сейчас, когда Гвен сидит рядом с его принцем на троне, Мерлин отчаянно жалеет о былом и ушедшем.
Артур ни разу не поворачивается в его сторону, и покинуть пиршество незаметно оказывается до смешного легко.
Мерлин идет по замку выпрямившись, почти привыкнув к боязливым уважительным взглядам бывших приятелей и знакомых служанок. Впрочем, его опасается не только челядь, рыцари почтительно уступают дорогу магу короля. Мерлин жестче сжимает губы, заставляя себя сдержаться и не побежать. Как и Артур, он теперь на многое не имеет право.
Больше не будет грязных конюшен и смятых доспехов, ведер с водой и рваных сапог. Как не будет и долгих ночей, пропитанных запахом трав и медвежьего жира. Мерлину больше не придется жаловаться, как неудобно спать на вышитых подушках, а Артур перестанет ругаться на костлявость любовника. Гвеневера займет место в королевской спальне, на ее нежной щеке утром будет отпечаток герба Пендрагонов, и ее мягкое округлое тело покажется Артуру желанным и прекрасным.
Неконтролируемые выплески магии, смятые простыни и шуточные драки, где один всегда немного поддается, а второй слишком нежен с побежденным, тоже останутся в прошлом – вместе со сплетнями о благородных и историями из детства.
Мерлин покидает замок, воспользовавшись подземельями, и выходит к песчаному побережью озера. Он не уверен, было ли оно здесь раньше или возникло только что по его желанию. Неважно. Самый сильный маг Камелота (мальчишка-слуга Мерлин?) ведет ладонью, и песок крутится в водовороте, стелется по берегу, а потом медленно оседает. Песчинки цепляются друг за друга, и медленно вырастает башня за башней, переходы, коридоры и бойницы – Камелот. Мерлин молча смотрит на замок и думает, что не иначе как по прихоти судьбы он повернут к нему тем крылом, где расположены покои короля Артура.
Когда он покидает побережье, ветер кружит песчинки, но миниатюрный Камелот стоит нетронутый.
Пока жив Мерлин, пока жива его магия, с этим замком ничего не случится.
– Эй! – голосисто раздается на всю округу, а рука в железной перчатке уверенно колотит в деревянную дверь. Но можно не бояться кого-то обеспокоить, здесь нет людей, да и зверье старается держаться подальше. – Мерлин, какого черта? Открывай.
Маг заполошно вскакивает, отряхивая рубаху от сухих трав и растирая лицо – он по старой привычке уснул за работой. Дверь скрипит и неохотно открывается, впуская Артура, а вместе с ним лучи солнца, запах медуницы смешанный с запахом нагревшегося металла и какое-то невозможное предчувствие счастья.
– Сбежал, – констатирует Артур, качая головой.
– Гвен, – неловко пожимает плечами Мерлин.
– Идиот, – смеется король. – Помоги мне снять доспехи, я и так еле уговорил Лиона отпустить меня одного.
Мерлин медлит, будто вспоминая какого оно – возиться с наручами и прочим железом. Но пальцы помнят, они быстро справляются, снимая с Артура все лишнее, воровато скользят по влажной от пота коже и тонкой ткани рубашки, пока Мерлин не отдергивает руку. И тут же ловит взгляд короля, немного прищуренный, мальчишески-хитрый, ласковый – как раньше.
– Разве рыцарь может изменять своей даме? – спрашивает Мерлин. Это злые слова, они могут все испортить – неначавшееся, поманившее, но он никогда больше не позволит встать любой недоговоренности между ними. И Артуру не позволит строить иллюзии.
Король должен понимать, что он делает и куда приходит.
– Рыцарь должен быть честен в своих чувствах, – спокойно говорит Артур, скользя взглядом по обнаженным ключицам Мерлина. – И преданное служение долгу не налагает запрет на право любить. Сейчас не король пришел к магу, а я, Артур, пришел к тебе, Мерлину. Примешь?
Маг молчит и вдруг самым несерьезным образом прыскает, пряча лицо в ладонях. Артур тут же становится похож на пса-одногодку, которого не выпустили со стаей на охоту – рассерженный и забавный одновременно.
– Гнал бы ты менестрелей от своего двора, сир, – советует Мерлин, усаживаясь прямо на свой заваленный книгами и свитками стол. – А то, не ровен час, как Ланселот разговаривать начнешь.
– Ты не ответил, – ворчит Артур, подходя к Мерлину вплотную и пристально-неодобрительно смотря сверху вниз.
– А вы бы, сир, сначала показали, как любить умеете, а потом я вам отвечу, – смеется Мерлин, ловя губами пальцы своего принца, слепо скользящие по его лицу.
– Ты ответишь мне прямо сейчас, – самоуверенно говорит Артур, снимая с себя рубаху. Мерлин окидывает взглядом обнажившееся тело, но следов Гвен нет. Ни царапин от ногтей, ни темных пятен на коже, ничего.
– Докажите свою власть, сир, – соглашается маг, позволяя раздевать себя и подставляя горло под жадные торопливые поцелуи. – Ты вообще с ней спал?
– Да, – невнятно отвечает возбужденный и взлохмаченный Артур. – Камелоту нужен наследник. Если бы ты знал, Мерлин…
– Знал что? – спрашивает маг, вспоминая, куда же он задевал медвежий жир, смешанный с вытяжкой из трав.
– Как я скучал по тебе. И тебе тоже пора завязывать со своими книгами. Если маги прошлого жили в глуши в страшных башнях, то ты не будешь. Приказ короля.
У Мерлина полыхают золотом глаза, а нож для трав оказывается у горла Артура. Но Пендрагон не дергается, даже чуть наклоняется вперед, позволяя лезвию процарапать кожу.
– Приказ короля, Мерлин. Маг ты или нет, ты подчиняешься мне, – уверенно говорит он, перехватывая ладонью рукоять. Мерлин глубоко вздыхает, легонько склоняя голову, а Артур отшвыривает нож прочь.
…и можно только порадоваться безлюдью местности вокруг выстроенной Мерлином башни. Подданные не должны слышать тех слов, которые их король шепчет своего магу и которые никогда не скажет своей королеве.
Маг заполошно вскакивает, отряхивая рубаху от сухих трав и растирая лицо – он по старой привычке уснул за работой. Дверь скрипит и неохотно открывается, впуская Артура, а вместе с ним лучи солнца, запах медуницы смешанный с запахом нагревшегося металла и какое-то невозможное предчувствие счастья.
– Сбежал, – констатирует Артур, качая головой.
– Гвен, – неловко пожимает плечами Мерлин.
– Идиот, – смеется король. – Помоги мне снять доспехи, я и так еле уговорил Лиона отпустить меня одного.
Мерлин медлит, будто вспоминая какого оно – возиться с наручами и прочим железом. Но пальцы помнят, они быстро справляются, снимая с Артура все лишнее, воровато скользят по влажной от пота коже и тонкой ткани рубашки, пока Мерлин не отдергивает руку. И тут же ловит взгляд короля, немного прищуренный, мальчишески-хитрый, ласковый – как раньше.
– Разве рыцарь может изменять своей даме? – спрашивает Мерлин. Это злые слова, они могут все испортить – неначавшееся, поманившее, но он никогда больше не позволит встать любой недоговоренности между ними. И Артуру не позволит строить иллюзии.
Король должен понимать, что он делает и куда приходит.
– Рыцарь должен быть честен в своих чувствах, – спокойно говорит Артур, скользя взглядом по обнаженным ключицам Мерлина. – И преданное служение долгу не налагает запрет на право любить. Сейчас не король пришел к магу, а я, Артур, пришел к тебе, Мерлину. Примешь?
Маг молчит и вдруг самым несерьезным образом прыскает, пряча лицо в ладонях. Артур тут же становится похож на пса-одногодку, которого не выпустили со стаей на охоту – рассерженный и забавный одновременно.
– Гнал бы ты менестрелей от своего двора, сир, – советует Мерлин, усаживаясь прямо на свой заваленный книгами и свитками стол. – А то, не ровен час, как Ланселот разговаривать начнешь.
– Ты не ответил, – ворчит Артур, подходя к Мерлину вплотную и пристально-неодобрительно смотря сверху вниз.
– А вы бы, сир, сначала показали, как любить умеете, а потом я вам отвечу, – смеется Мерлин, ловя губами пальцы своего принца, слепо скользящие по его лицу.
– Ты ответишь мне прямо сейчас, – самоуверенно говорит Артур, снимая с себя рубаху. Мерлин окидывает взглядом обнажившееся тело, но следов Гвен нет. Ни царапин от ногтей, ни темных пятен на коже, ничего.
– Докажите свою власть, сир, – соглашается маг, позволяя раздевать себя и подставляя горло под жадные торопливые поцелуи. – Ты вообще с ней спал?
– Да, – невнятно отвечает возбужденный и взлохмаченный Артур. – Камелоту нужен наследник. Если бы ты знал, Мерлин…
– Знал что? – спрашивает маг, вспоминая, куда же он задевал медвежий жир, смешанный с вытяжкой из трав.
– Как я скучал по тебе. И тебе тоже пора завязывать со своими книгами. Если маги прошлого жили в глуши в страшных башнях, то ты не будешь. Приказ короля.
У Мерлина полыхают золотом глаза, а нож для трав оказывается у горла Артура. Но Пендрагон не дергается, даже чуть наклоняется вперед, позволяя лезвию процарапать кожу.
– Приказ короля, Мерлин. Маг ты или нет, ты подчиняешься мне, – уверенно говорит он, перехватывая ладонью рукоять. Мерлин глубоко вздыхает, легонько склоняя голову, а Артур отшвыривает нож прочь.
…и можно только порадоваться безлюдью местности вокруг выстроенной Мерлином башни. Подданные не должны слышать тех слов, которые их король шепчет своего магу и которые никогда не скажет своей королеве.
Стража послушно расступается, пропуская Мерлина. Для первого мага королевства нет запертых комнат, даже если речь идет о спальне королевы.
– Как спалось ее величеству? – спрашивает он у замершей на кровати Гвеневеры. Та вежливо благодарит, и делает знак рукой, отпуская служанок. Те рады унести ноги, и никакая преданность госпоже их не остановит. И есть ли она, та преданность?..
Стоит двери закрыться, Гвен замолкает, и в спальне повисает тяжелое, мрачное молчание. Мерлин подходит к кровати – равнодушно, бесцеремонно – и кладет руку на прикрытый лишь тонкой тканью сорочки живот королевы. Тот уже довольно большой, два месяца – и придет срок. Гвен вздрагивает, но не уклоняется от теплых худых пальцев, осторожно оглаживающих ее чрево. Она не хочет смотреть на Мерлина. В эти моменты он слишком похож на себя-прежнего, из той далекой жизни, где нужно было штопать платья Морганы и полоскать белье в холодном ручье.
Мерлин улыбается – с той же безысходной нежностью, с какой он обычно смотрит на ее мужа. Гвен закрывает глаза, облизывая губы. Ее тело невольно тянется к трогающему ее сейчас мужчине. Вопреки разуму, вопреки сердцу. Как бы она сейчас хотела этого – прикосновения сильных рук и ласковых губ, чтобы ее брали за разом, пусть даже грубо и безжалостно, как угодно. Но Артур не приходит в ее спальню так давно, что она, кажется, забыла – какого это, быть с ним. И никто другой не приходит, кроме Мерлина. Вот тот навещает ее каждый день, спрашивает, что она хочет, что ей снилось, настаивает на том, чтобы она ела, приносит цветы, и каждый раз дотрагивается, водит ладонями по животу, пугая желтыми глазами и убаюкивая заклинаниями.
Как сейчас.
Мерлин отстраняется и внимательно смотрит на королеву. Он давно называет ее так, вслух и за глаза, мысленно и при Артуре. Нет Гвен, есть Гвеневера, королева Камелота. И это правда. Женщина, замершая посреди неприбранной кровати – королева. У нее роскошные черные волосы, и выразительные влажные глаза, нежные губы и легкий румянец на щеках. Тонкая, тщательно выбеленная и расшитая сорочка обнимает плечи, стыдливо обрисовывает ставшую еще более крупной грудь, чуть натягивается на животе, сбивается складками у лодыжек. Теперь у Гвен ухоженные руки и драгоценные камни на шее, личные покои и несколько служанок. Из новых, конечно. Во всем замке найдется разве что пяток старых слуг. Тех, кто помнит улыбчивую Гвен, дочку кузнеца, и недотепу Мерлина, служащего при молодом принце. Никого из них нет, тело кузнеца давно сгнило в земле, принца теперь называют королем, а в худощавой, затянутой в черное фигуре невозможно узнать мальчишку из Эалдора.
– Я бы рекомендовал немного прогуляться сегодня. Погода стоит прекрасная.
Гвен не отвечает, но ее ответа никто и не ждет. Мягкие слова Мерлина – это приказ, она прекрасно это знает. Неподчинение ему – это неподчинение Артуру. Гвен придется пойти и погулять, если она не хочет визита мужа с его жесткой складкой у губ и холодными глазами. В них больше нет мягкой ласки, там только отсветы стали и желтые всполохи.
Гвен судорожно переплетает пальцы и вдруг решается.
– Мерлин! – зовет она собирающегося уйти мага.
– Ваше вели… – Мерлин осекается под отчаянным взглядом. – Гвен?
– Кем ты пожертвуешь? – тихо спрашивает королева.
– Я не понимаю, о чем ты, – пытается отрицать Мерлин.
Гвен подается вперед, чувствуя, как приливает кровь к щекам.
– Я знаю, – сбивчиво говорит она. – Он чужой, этот ребенок, это твоя магия, да? Но я же знаю, как был рожден Артур. Я…
– Боишься повторить судьбу леди Игрейн? – спокойно спрашивает Мерлин. – Зря, миледи. Ни вам, ни королю, ни его первому рыцарю ничего не угрожает.
Он уходит, оставляя Гвен с ее вопросами наедине.
Мерлину нужно поговорить с Артуром.
Он находит короля в тронном зале, окруженного рыцарями. Артур недовольно поднимает голову, намереваясь отчитать прервавшего их, но вместо этого лишь кивает, не меняясь в лице. Зато рыцари ощутимо напрягаются. Им, чья сила и доблесть измеряется в подвигах, турнирах и походах с помощью меча и верного глаза, боязно при виде первого мага, с его просторными черными рубашками, худыми кистями рук и сухими, плотно сжатыми губами. Они видели его в деле. С какой легкостью по одному его жесту деревья вырываются вместе с корнями. Как свистит, заворачиваясь в смертельную воронку, безобидный лесной ветер. Как камни рушатся сверху на головы врагов. И сколько бы король не говорил, что Мерлину можно доверять, рыцари не могут до конца принять мага и считать его своим. Это Артур несется во весь опор во главе своих людей, безраздельно доверяя оставшемуся за спиной Мерлину. Остальные не имеют право на такое доверие.
Поэтому, когда спустя некоторое время обсуждение закончено, и король разрешает своим рыцарям удалиться, никто не чувствует сожаления.
Мерлин провожает взглядом последнего и замечает, как меняется выражение глаз Артура. Оттаивая, теряя суровость и серьезность. На него снова смотрит влюбленный двадцатилетний мальчишка, его принц, его Артур. Мерлин смеется и делает шаг вперед, натыкаясь на теплые губы и теряясь в хорошо знакомых руках. Артур оглаживает пальцами линию подбородка и торопливо целует, быстро, уверенно, привычно.
Мерлин не знает, почему у них так, но с каждым днем, кажется ему, их связь становится только сильнее. Маг уже не знает, где заканчивается Артур и начинается он сам.
Но сегодня что-то не так. Мерлин отстраняется и упирается ладонями в широкую грудь своего короля.
– Как себя чувствует королева? – не дает ему задать свой вопрос Артур.
– Прекрасно. И твой наследник тоже. Но… – Мерлин мнется, не зная, как признаться. Не потому что боится гнева короля – но ему не хочется расстраивать Артура.
– Говори, – почти приказывает Артур.
– Она знает, – спокойно говорит Мерлин.
– Как она…
– Она женщина, она чувствует, – перебивает Мерлин. – Она поняла, что он не связан с ней кровью.
Артур начинает торопливо шагать из стороны в сторону – мечется, но сейчас можно. Таким его позволено видеть только Мерлину, при нем королю можно сомневаться и быть человеком.
– Но ведь она… – Артур нервно облизывает губы, – она же не станет ему вредить?
– Если она попытается, я почувствую, – говорит Мерлин. – И она заплатит за это жизнью. Ребенку еще рано на этот свет, но он уже сможет выжить.
Артур бессильно опускается на трон, закрывая лицо ладонями. Мерлин хорошо понимает его. По-своему они оба привязаны к Гвен. Для одного она – жена, для другого – верная подруга. Они обязаны ей жизнью и спасали от смерти ее. Но Артуру нужен наследник, а зачать ребенка он, пришедший в этот мир с помощью магии, не сможет никогда. Мерлин не хочет вспоминать ночь ритуала, опоенную сонным зельем Гвен, соитие и прокатывающуюся по телу магию, когда он заканчивает заклинание.
Он подходит к Артуру и садится на подлокотник трона. Это его место, он достаточно тонкий и легкий, чтобы уместиться там. Ближе, чем кто либо. Даже ближе законной королевы.
– Мне придется уехать, – выдыхает Артур, отнимая руки от лица и поворачиваясь к Мерлину. – На севере беспорядки.
Маг плотно сжимает губы, душа в себе протесты и уговоры. Это не первый раз, когда король уходит в поход без него, но все равно Мерлину страшно до дрожи, до дикого бессмысленного «не пущу». Как бы опытен и умел не был его король, отпускать на войну того, ради кого ты живешь…
– Королеву нельзя оставить сейчас одну, – говорит Мерлин, проглотив возражения. Артур слишком правитель, он все равно уедет, так зачем рвать ему душу уговорами?
– Ты остаешься, – кивает Артур. – Сколько Гвен еще носить ребенка?
– Около двух месяцев, сир, – машинально отвечает Мерлин, и его тут же окатывает недовольный взгляд.
– Артур, – поправляется он спокойно.
– Вот через два месяца я и вернусь, – обещает король. – Быть может, ты встретишь меня с ребенком на руках?..
– Можно подумать, я твоя жена, – легко смеется Мерлин, целуя его в висок.
– Моя жена будет встречать сэра Ланселота, а не меня, – усмехается в ответ Артур.
Мерлин кивает, сползая вниз, в ждущие его руки. Король и его рыцари уедут с рассветом, самое время начать прощаться, окутать Артура своей магией, сделать все, чтобы он вернулся обратно.
И Артур знает, что он обязательно вернется.
Потому что пока его ждет Мерлин, Артур будет возвращаться всегда.
– Как спалось ее величеству? – спрашивает он у замершей на кровати Гвеневеры. Та вежливо благодарит, и делает знак рукой, отпуская служанок. Те рады унести ноги, и никакая преданность госпоже их не остановит. И есть ли она, та преданность?..
Стоит двери закрыться, Гвен замолкает, и в спальне повисает тяжелое, мрачное молчание. Мерлин подходит к кровати – равнодушно, бесцеремонно – и кладет руку на прикрытый лишь тонкой тканью сорочки живот королевы. Тот уже довольно большой, два месяца – и придет срок. Гвен вздрагивает, но не уклоняется от теплых худых пальцев, осторожно оглаживающих ее чрево. Она не хочет смотреть на Мерлина. В эти моменты он слишком похож на себя-прежнего, из той далекой жизни, где нужно было штопать платья Морганы и полоскать белье в холодном ручье.
Мерлин улыбается – с той же безысходной нежностью, с какой он обычно смотрит на ее мужа. Гвен закрывает глаза, облизывая губы. Ее тело невольно тянется к трогающему ее сейчас мужчине. Вопреки разуму, вопреки сердцу. Как бы она сейчас хотела этого – прикосновения сильных рук и ласковых губ, чтобы ее брали за разом, пусть даже грубо и безжалостно, как угодно. Но Артур не приходит в ее спальню так давно, что она, кажется, забыла – какого это, быть с ним. И никто другой не приходит, кроме Мерлина. Вот тот навещает ее каждый день, спрашивает, что она хочет, что ей снилось, настаивает на том, чтобы она ела, приносит цветы, и каждый раз дотрагивается, водит ладонями по животу, пугая желтыми глазами и убаюкивая заклинаниями.
Как сейчас.
Мерлин отстраняется и внимательно смотрит на королеву. Он давно называет ее так, вслух и за глаза, мысленно и при Артуре. Нет Гвен, есть Гвеневера, королева Камелота. И это правда. Женщина, замершая посреди неприбранной кровати – королева. У нее роскошные черные волосы, и выразительные влажные глаза, нежные губы и легкий румянец на щеках. Тонкая, тщательно выбеленная и расшитая сорочка обнимает плечи, стыдливо обрисовывает ставшую еще более крупной грудь, чуть натягивается на животе, сбивается складками у лодыжек. Теперь у Гвен ухоженные руки и драгоценные камни на шее, личные покои и несколько служанок. Из новых, конечно. Во всем замке найдется разве что пяток старых слуг. Тех, кто помнит улыбчивую Гвен, дочку кузнеца, и недотепу Мерлина, служащего при молодом принце. Никого из них нет, тело кузнеца давно сгнило в земле, принца теперь называют королем, а в худощавой, затянутой в черное фигуре невозможно узнать мальчишку из Эалдора.
– Я бы рекомендовал немного прогуляться сегодня. Погода стоит прекрасная.
Гвен не отвечает, но ее ответа никто и не ждет. Мягкие слова Мерлина – это приказ, она прекрасно это знает. Неподчинение ему – это неподчинение Артуру. Гвен придется пойти и погулять, если она не хочет визита мужа с его жесткой складкой у губ и холодными глазами. В них больше нет мягкой ласки, там только отсветы стали и желтые всполохи.
Гвен судорожно переплетает пальцы и вдруг решается.
– Мерлин! – зовет она собирающегося уйти мага.
– Ваше вели… – Мерлин осекается под отчаянным взглядом. – Гвен?
– Кем ты пожертвуешь? – тихо спрашивает королева.
– Я не понимаю, о чем ты, – пытается отрицать Мерлин.
Гвен подается вперед, чувствуя, как приливает кровь к щекам.
– Я знаю, – сбивчиво говорит она. – Он чужой, этот ребенок, это твоя магия, да? Но я же знаю, как был рожден Артур. Я…
– Боишься повторить судьбу леди Игрейн? – спокойно спрашивает Мерлин. – Зря, миледи. Ни вам, ни королю, ни его первому рыцарю ничего не угрожает.
Он уходит, оставляя Гвен с ее вопросами наедине.
Мерлину нужно поговорить с Артуром.
Он находит короля в тронном зале, окруженного рыцарями. Артур недовольно поднимает голову, намереваясь отчитать прервавшего их, но вместо этого лишь кивает, не меняясь в лице. Зато рыцари ощутимо напрягаются. Им, чья сила и доблесть измеряется в подвигах, турнирах и походах с помощью меча и верного глаза, боязно при виде первого мага, с его просторными черными рубашками, худыми кистями рук и сухими, плотно сжатыми губами. Они видели его в деле. С какой легкостью по одному его жесту деревья вырываются вместе с корнями. Как свистит, заворачиваясь в смертельную воронку, безобидный лесной ветер. Как камни рушатся сверху на головы врагов. И сколько бы король не говорил, что Мерлину можно доверять, рыцари не могут до конца принять мага и считать его своим. Это Артур несется во весь опор во главе своих людей, безраздельно доверяя оставшемуся за спиной Мерлину. Остальные не имеют право на такое доверие.
Поэтому, когда спустя некоторое время обсуждение закончено, и король разрешает своим рыцарям удалиться, никто не чувствует сожаления.
Мерлин провожает взглядом последнего и замечает, как меняется выражение глаз Артура. Оттаивая, теряя суровость и серьезность. На него снова смотрит влюбленный двадцатилетний мальчишка, его принц, его Артур. Мерлин смеется и делает шаг вперед, натыкаясь на теплые губы и теряясь в хорошо знакомых руках. Артур оглаживает пальцами линию подбородка и торопливо целует, быстро, уверенно, привычно.
Мерлин не знает, почему у них так, но с каждым днем, кажется ему, их связь становится только сильнее. Маг уже не знает, где заканчивается Артур и начинается он сам.
Но сегодня что-то не так. Мерлин отстраняется и упирается ладонями в широкую грудь своего короля.
– Как себя чувствует королева? – не дает ему задать свой вопрос Артур.
– Прекрасно. И твой наследник тоже. Но… – Мерлин мнется, не зная, как признаться. Не потому что боится гнева короля – но ему не хочется расстраивать Артура.
– Говори, – почти приказывает Артур.
– Она знает, – спокойно говорит Мерлин.
– Как она…
– Она женщина, она чувствует, – перебивает Мерлин. – Она поняла, что он не связан с ней кровью.
Артур начинает торопливо шагать из стороны в сторону – мечется, но сейчас можно. Таким его позволено видеть только Мерлину, при нем королю можно сомневаться и быть человеком.
– Но ведь она… – Артур нервно облизывает губы, – она же не станет ему вредить?
– Если она попытается, я почувствую, – говорит Мерлин. – И она заплатит за это жизнью. Ребенку еще рано на этот свет, но он уже сможет выжить.
Артур бессильно опускается на трон, закрывая лицо ладонями. Мерлин хорошо понимает его. По-своему они оба привязаны к Гвен. Для одного она – жена, для другого – верная подруга. Они обязаны ей жизнью и спасали от смерти ее. Но Артуру нужен наследник, а зачать ребенка он, пришедший в этот мир с помощью магии, не сможет никогда. Мерлин не хочет вспоминать ночь ритуала, опоенную сонным зельем Гвен, соитие и прокатывающуюся по телу магию, когда он заканчивает заклинание.
Он подходит к Артуру и садится на подлокотник трона. Это его место, он достаточно тонкий и легкий, чтобы уместиться там. Ближе, чем кто либо. Даже ближе законной королевы.
– Мне придется уехать, – выдыхает Артур, отнимая руки от лица и поворачиваясь к Мерлину. – На севере беспорядки.
Маг плотно сжимает губы, душа в себе протесты и уговоры. Это не первый раз, когда король уходит в поход без него, но все равно Мерлину страшно до дрожи, до дикого бессмысленного «не пущу». Как бы опытен и умел не был его король, отпускать на войну того, ради кого ты живешь…
– Королеву нельзя оставить сейчас одну, – говорит Мерлин, проглотив возражения. Артур слишком правитель, он все равно уедет, так зачем рвать ему душу уговорами?
– Ты остаешься, – кивает Артур. – Сколько Гвен еще носить ребенка?
– Около двух месяцев, сир, – машинально отвечает Мерлин, и его тут же окатывает недовольный взгляд.
– Артур, – поправляется он спокойно.
– Вот через два месяца я и вернусь, – обещает король. – Быть может, ты встретишь меня с ребенком на руках?..
– Можно подумать, я твоя жена, – легко смеется Мерлин, целуя его в висок.
– Моя жена будет встречать сэра Ланселота, а не меня, – усмехается в ответ Артур.
Мерлин кивает, сползая вниз, в ждущие его руки. Король и его рыцари уедут с рассветом, самое время начать прощаться, окутать Артура своей магией, сделать все, чтобы он вернулся обратно.
И Артур знает, что он обязательно вернется.
Потому что пока его ждет Мерлин, Артур будет возвращаться всегда.
Лето выдается жарким, знойным. Душные дни сменяют не менее душные ночи, воздуха все время будто не хватает, и когда после заката на Камелот обрушивается ливень, Мерлин высовывается в окно, ловя губами холодные капли и подставляя плечи и голову под удары мелких градин. Он всматривается в темноту, вцепившись пальцами в мокрый подоконник, и привычно считает дни.
Артур обещал вернуться к осени.
Спать не хочется, Мерлин вообще почти не спит, когда король покидает свои владения. Причина не в иссушающей грудь тоске, свойственной всем любящим. Но пока Артура нет, у Мерлина очень много дел. Ведь кому, как не ему управлять Камелотом в отсутствии истинного короля?.. Дни Мерлина заняты решением государственных вопросов, которые, кажется, бесконечны, а вечера – магическими изысканиями. Теперь, когда он может не таясь изучать книги, свитки, фолианты, Мерлин проводит за ними все больше и больше времени. Он увлекается, вчитывается в выцветшие буквы и пробует, пробует, пробует… До изнеможения. Его некому отвлекать от работы; никто не дернет за плечо, заставляя подняться, не окликнет с нетерпеливым раздражением, не смахнет со стола рукопись, вынуждая обратить внимание на более достойные вещи.
Артура нет, и единственный способ не скучать по нему – постоянно быть чем-то занятым. На сон в итоге остается всего несколько часов.
Помимо Камелота, Артура и магии есть еще Гвен. Последние несколько суток королева не встает с постели. Ее срок уже подошел, Мерлин постоянно настороже, готовый помочь, но схваток нет. И Гвеневера часами дремлет или просто лежит, разглядывая балдахин. Она больше не беспокоится, не пытается ничего спрашивать, только прикрывает глаза, стоит Мерлину в очередной раз прийти и положить руку на живот.
Маг любит эти визиты. Он чувствует биение сердца под своей ладонью, между ним и этим ребенком невидимая связь, такая же, как связывает его с Артуром. Прочная, нерушимая, на века. Наследник Камелота будет сильным, смелым, умным – Мерлин в этом не сомневается. Пусть только Гвен родит, а дальше…
Мерлин заранее представляет, чему станет учить юного принца. Видятся ему и тренировки: детские руки, сжимающие деревянный меч и смеющийся Артур, треплющий сына по светловолосой голове. Неважно, что никто узнает истину: чей это ребенок и как он был зачат. Главное, король успокоится, и не будет больше хмурой складки у губ и одиноких ночей Мерлина, когда Артур уделяет внимание своей леди.
Ливень заканчивается, комната омыта свежестью, воздух насыщенно-влажный, вкусный, и Мерлин откладывает книги в сторону, валясь на кровать прямо в одежде. Он думает, что скоро все станет совсем хорошо. Его ждет счастливая осень и спокойная зима. Судя по зреющему на полях урожаю, Камелоту и в этом году не грозит голод и безденежье. Артур вернется, ребенок появится на свет, и Мерлину будет больше нечего желать. Он долго грезит, представляя грядущее, и мечтательно улыбается. Сейчас Мерлин больше похож на того мальчишку, каким он прибыл ко двору Утера, нежели на первого мага, перед которым трепещет даже знать.
Лишь под утро он забывается сном, свернувшись калачиком на кровати и уткнувшись в старую рубашку Артура.
Маг просыпается с криком. В висках стучит, сердце бешено колотится, норовя прорвать грудную клетку, а сам Мерлин задыхается, запустив обе руки в волосы. Он не провидец, как Моргана, но все слишком реально, изматывающе правдиво, сновидения не бывают такими: яркими, четкими, болезненно честными. Мерлин облизывает сухие губы, поднимается с постели и жадно пьет тепловатую воду. Во рту остается неприятный привкус, маг кривится, и к горлу вдруг подкатывает тошнота. Перед глазами возникает Артур в побуревшей кольчуге, с посеревшим лицом, и хлопочущий вокруг него Эдгар, лекарь. Мерлина выворачивает желчью, он полощет рот и давится, осознав, что все это не просто сон.
Это происходит на самом деле. Артур ранен и умирает, а Мерлин в Камелоте и ничем не может ему помочь. Его словно парализует на несколько секунд, в голове пусто, а в груди – тесно, но растерянность проходит, вымороженная мгновенно принятым решением.
Мерлин знает, как спасти своего короля. И несмотря на то, что одна мысль о способе заставляет его возненавидеть себя, он не сомневается в правильности сделанного им выбора.
Мерлин покидает свои комнаты и уверенно шагает к покоям Гвеневеры. Там шумно, служанки Гвен переговариваются, смеются, но, стоит Мерлину появиться в дверях, моментально умолкают. На свое счастье, ибо магу хочется уничтожить тех, кто смеет улыбаться, пока король Камелота харкает кровью в своем шатре.
У Гвеневеры хорошее настроение, она будто не видит сосредоточенного, бледного как мел лица Мерлина. Королева что-то говорит ему, Мерлин не слышит. Заперев дверь, он пересекает комнату, кладет обе ладони на ее живот и начинает читать заклинание. Сразу, не давая себе шанса усомниться, передумать, сбиться с плавного речитатива.
Артур должен жить любой ценой. И не только потому, что Мерлин не сможет без него. Убивая их ребенка ради спасения Артура, маг думает в первую очередь Камелоте.
Биение сердца медленно затихает, жизненная энергия от плоти к плоти передается через многие мили, вырывая короля из лап смерти, а Гвен заходится диким криком и пытается оттолкнуть Мерлина, осознав, что он делает.
Но уже поздно. Маг отступает назад, не пытаясь утереть льющиеся слезы, и прислоняется к стене. Мерлин не может объяснить своей уверенности, но знает, что жертва была не напрасна. Артур вернется домой. Королева глухо стонет, ее тело выкручивают судороги, и Мерлин приходит в себя, вытирает лицо и громко зовет повитух и служанок. Его никто ни в чем не обвинит, магия вытолкнет мертвый плод. Гвен не пострадает.
Вечером во дворе замка загорается поминальный костер, весь Камелот погружается в траур, а Мерлин окончательно забывает, что такое сон.
Спустя три недели в город возвращаются краски и звуки. Король въезжает в Камелот, вокруг красным красно от стягов и плащей, и толпа многоголосо приветствует своего правителя, одержавшего очередную победу. На севере спокойно, неважно какой ценой.
Мерлин слышит тяжелые шаги, звон доспеха, и когда двери распахиваются, впуская Артура, маг уже стоит на ногах, почтительно склонив голову – как и остальные советники. Артур выглядит не слишком хорошо, Мерлин чувствует, что рана все еще мучает его, но не может прилюдно выказать свое беспокойство.
Король подходит к своему месту, так долго пустовавшему без него, кладет руку в перчатке на спинку стула и хмурится, видя напряженно-виноватые лица вокруг себя.
– Что случилось? – спрашивает он.
Мерлин поднимает глаза, выпрямляет спину и отвечает.
– Ваш наследник родился мертвым, мой лорд.
Зал обволакивает тишиной, будто опять все погребены под серой грязной паутиной и не в силах произнести ни слова.
Мерлин чувствует, как в него впиваются взгляды рыцарей, острые, колкие, подозрительные. У мага мелькает глупая ассоциация, вспоминается детство и как он застрял однажды в ежевичном кусте. Тогда было так же больно. И плохо – от ощущения беспомощности.
Но ему не до собственных переживаний. Артур стоит молча, казалось бы, он совершенно спокоен. И это не так. Мерлину хочется броситься к нему прямо там, в бесплодной попытке защитить, но все, что он может сделать, это тихо добавить: «Мне очень жаль, сир».
Артур кивает.
– Королева в своих покоях? – спрашивает он ровным голосом и, дождавшись положительного ответа, покидает зал. Рыцари смыкаются за его спиной и теперь уже неприкрыто враждебно смотрят на Мерлина.
За исключением Ланселота, бессильно прикрывающего глаза рукой.
Мерлин стискивает зубы, садится и делает знак советникам продолжать. Решение по увеличению налога будет принимать Артур, но гораздо лучше, если они заранее разберутся во всем детально. Рыцари покидают зал, и только когда стражи закрывают двери за последним из них, Мерлин снова начинает нормально дышать.
Артур появляется в его комнатах поздно ночью.
Мерлин вскакивает со стула, делает шаг по направлению к своему королю, но замирает на полпути. И медленно опускается на колени. Он обещал больше никогда не лгать и ничего не утаивать.
Артур молчит, держится рукой за косяк и на лице у него непонимание пополам с усталостью. Ничего удивительного. Несмотря на то, что Мерлин его вассал и слуга, это всего лишь второй раз, когда маг стоит перед ним так – исключая случаи любовных игр.
– Я уже знаю, что ты практикуешь колдовство, – невесело улыбается Артур, запирая засов. – То, что ты не смог спасти ребенка…
– Я его убил, – перебивает Мерлин, не шелохнувшись.
Губы Артура предостерегающе кривятся.
– Дурная шутка.
– Ты умирал, – с трудом говорит Мерлин. В горле сухо, а глаза щиплет. – И это был единственный способ тебя спасти. Старая Религия не терпит нечестных сделок. Королевская кровь за королевскую. У меня не было выбора, сир.
– Ты мог позволить мне умереть, – возражает Артур, подходя вплотную.
– Нет, – качает головой Мерлин. – Тогда бы ты нарушил данное мне слово. И я не буду просить прощенья, сир, за то, что сделал.
Артур кладет руку ему на плечо, сжимает, почти выворачивая, а потом отпускает.
– Верно, не будешь. Встань.
Мерлин поднимается на ноги, не зная, куда деться. Его снова мутит: от страха, от слов, которые он сейчас услышит, от будущего одиночества. Он очень хочет, чтобы Артур скорее ушел. И все кончилось.
Когда руки короля осторожно обнимают его и привлекают к себе, Мерлин едва не теряет сознание.
– Я должен был, – шепчет он, цепляясь за рубаху Артура.
– Да, – соглашается тот. – Это был единственно возможный выбор. Иначе в Камелоте бы уже шел бой. Шеггейн собрал сильную армию.
– Гвеневера…
– Ненавидит тебя, – заканчивает за него Артур. – Теперь я понимаю, что заслуженно.
Мерлин молчит, уткнувшись лицом в шею короля.
– Я могу провести ритуал еще раз, – произносит он чуть погодя. – От ее желания ничего не зависит, моя магия справится.
– Нет, – жестко отвечает Артур. – Мы все и так дорого заплатили.
Он гладит своего мага по волосам и не знает, как приглушить боль. Не знает, что сказать Мерлину, которому пришлось убить их дитя ради Артура. Как не мог подобрать слова, чтобы утешить Гвеневеру, исхудавшую, почерневшую от горя, пропитавшуюся несчастьем. Артур вспоминает тусклые глаза жены и сухую как пергамент кожу на ее щеках, и крепче прижимает к себе Мерлина. Погибшего сына он станет оплакивать позже. Сейчас время спасать живых.
Один пропущенный удар – даже не пропущенный, не стоило так глупо подставляться, но иначе они бы похоронили Ланселота…
Артур запрещает себе думать об этом. Сделанного не воротишь, а от судьбы никому не уйти, будь ты король, первый рыцарь, красивейшая из женщин или самый сильный маг. Каждый получает свое. Ровно столько, чтобы смог вынести.
Мерлин наконец затихает, больше не слышны тщательно сдерживаемые рыдания. Артур приподнимает его за подбородок и осторожно целует. Дело не в желании физической близости, но когда делишь беду на двоих, справляться немного легче. Мерлин тянется к нему, берет лицо Артура в ладони и долго смотрит, словно ищет что-то.
– Я бы выбрал тебя, даже если бы не беспокоился за королевство, – тихо признается маг. Мерлину внезапно кажется, что когда-нибудь он сможет простить себя за то, что сделал.
А чуть позже, сцеловывая печаль с губ своего короля, он слышит, как бьется под его рукой чужое сердце – сильно и ровно – и теперь точно знает, что поступил правильно.
Как знает и то, что от расплаты все равно не уйти.
Но пока они вместе встречают рассвет, – безмолвно, переплетаясь в объятии и пытаясь в очередной раз спастись друг в друге, им обоим неведом страх будущих потерь.
Please drop by the archive and comment to let the author know if you enjoyed their work!Артур обещал вернуться к осени.
Спать не хочется, Мерлин вообще почти не спит, когда король покидает свои владения. Причина не в иссушающей грудь тоске, свойственной всем любящим. Но пока Артура нет, у Мерлина очень много дел. Ведь кому, как не ему управлять Камелотом в отсутствии истинного короля?.. Дни Мерлина заняты решением государственных вопросов, которые, кажется, бесконечны, а вечера – магическими изысканиями. Теперь, когда он может не таясь изучать книги, свитки, фолианты, Мерлин проводит за ними все больше и больше времени. Он увлекается, вчитывается в выцветшие буквы и пробует, пробует, пробует… До изнеможения. Его некому отвлекать от работы; никто не дернет за плечо, заставляя подняться, не окликнет с нетерпеливым раздражением, не смахнет со стола рукопись, вынуждая обратить внимание на более достойные вещи.
Артура нет, и единственный способ не скучать по нему – постоянно быть чем-то занятым. На сон в итоге остается всего несколько часов.
Помимо Камелота, Артура и магии есть еще Гвен. Последние несколько суток королева не встает с постели. Ее срок уже подошел, Мерлин постоянно настороже, готовый помочь, но схваток нет. И Гвеневера часами дремлет или просто лежит, разглядывая балдахин. Она больше не беспокоится, не пытается ничего спрашивать, только прикрывает глаза, стоит Мерлину в очередной раз прийти и положить руку на живот.
Маг любит эти визиты. Он чувствует биение сердца под своей ладонью, между ним и этим ребенком невидимая связь, такая же, как связывает его с Артуром. Прочная, нерушимая, на века. Наследник Камелота будет сильным, смелым, умным – Мерлин в этом не сомневается. Пусть только Гвен родит, а дальше…
Мерлин заранее представляет, чему станет учить юного принца. Видятся ему и тренировки: детские руки, сжимающие деревянный меч и смеющийся Артур, треплющий сына по светловолосой голове. Неважно, что никто узнает истину: чей это ребенок и как он был зачат. Главное, король успокоится, и не будет больше хмурой складки у губ и одиноких ночей Мерлина, когда Артур уделяет внимание своей леди.
Ливень заканчивается, комната омыта свежестью, воздух насыщенно-влажный, вкусный, и Мерлин откладывает книги в сторону, валясь на кровать прямо в одежде. Он думает, что скоро все станет совсем хорошо. Его ждет счастливая осень и спокойная зима. Судя по зреющему на полях урожаю, Камелоту и в этом году не грозит голод и безденежье. Артур вернется, ребенок появится на свет, и Мерлину будет больше нечего желать. Он долго грезит, представляя грядущее, и мечтательно улыбается. Сейчас Мерлин больше похож на того мальчишку, каким он прибыл ко двору Утера, нежели на первого мага, перед которым трепещет даже знать.
Лишь под утро он забывается сном, свернувшись калачиком на кровати и уткнувшись в старую рубашку Артура.
Маг просыпается с криком. В висках стучит, сердце бешено колотится, норовя прорвать грудную клетку, а сам Мерлин задыхается, запустив обе руки в волосы. Он не провидец, как Моргана, но все слишком реально, изматывающе правдиво, сновидения не бывают такими: яркими, четкими, болезненно честными. Мерлин облизывает сухие губы, поднимается с постели и жадно пьет тепловатую воду. Во рту остается неприятный привкус, маг кривится, и к горлу вдруг подкатывает тошнота. Перед глазами возникает Артур в побуревшей кольчуге, с посеревшим лицом, и хлопочущий вокруг него Эдгар, лекарь. Мерлина выворачивает желчью, он полощет рот и давится, осознав, что все это не просто сон.
Это происходит на самом деле. Артур ранен и умирает, а Мерлин в Камелоте и ничем не может ему помочь. Его словно парализует на несколько секунд, в голове пусто, а в груди – тесно, но растерянность проходит, вымороженная мгновенно принятым решением.
Мерлин знает, как спасти своего короля. И несмотря на то, что одна мысль о способе заставляет его возненавидеть себя, он не сомневается в правильности сделанного им выбора.
Мерлин покидает свои комнаты и уверенно шагает к покоям Гвеневеры. Там шумно, служанки Гвен переговариваются, смеются, но, стоит Мерлину появиться в дверях, моментально умолкают. На свое счастье, ибо магу хочется уничтожить тех, кто смеет улыбаться, пока король Камелота харкает кровью в своем шатре.
У Гвеневеры хорошее настроение, она будто не видит сосредоточенного, бледного как мел лица Мерлина. Королева что-то говорит ему, Мерлин не слышит. Заперев дверь, он пересекает комнату, кладет обе ладони на ее живот и начинает читать заклинание. Сразу, не давая себе шанса усомниться, передумать, сбиться с плавного речитатива.
Артур должен жить любой ценой. И не только потому, что Мерлин не сможет без него. Убивая их ребенка ради спасения Артура, маг думает в первую очередь Камелоте.
Биение сердца медленно затихает, жизненная энергия от плоти к плоти передается через многие мили, вырывая короля из лап смерти, а Гвен заходится диким криком и пытается оттолкнуть Мерлина, осознав, что он делает.
Но уже поздно. Маг отступает назад, не пытаясь утереть льющиеся слезы, и прислоняется к стене. Мерлин не может объяснить своей уверенности, но знает, что жертва была не напрасна. Артур вернется домой. Королева глухо стонет, ее тело выкручивают судороги, и Мерлин приходит в себя, вытирает лицо и громко зовет повитух и служанок. Его никто ни в чем не обвинит, магия вытолкнет мертвый плод. Гвен не пострадает.
Вечером во дворе замка загорается поминальный костер, весь Камелот погружается в траур, а Мерлин окончательно забывает, что такое сон.
~*~
Спустя три недели в город возвращаются краски и звуки. Король въезжает в Камелот, вокруг красным красно от стягов и плащей, и толпа многоголосо приветствует своего правителя, одержавшего очередную победу. На севере спокойно, неважно какой ценой.
Мерлин слышит тяжелые шаги, звон доспеха, и когда двери распахиваются, впуская Артура, маг уже стоит на ногах, почтительно склонив голову – как и остальные советники. Артур выглядит не слишком хорошо, Мерлин чувствует, что рана все еще мучает его, но не может прилюдно выказать свое беспокойство.
Король подходит к своему месту, так долго пустовавшему без него, кладет руку в перчатке на спинку стула и хмурится, видя напряженно-виноватые лица вокруг себя.
– Что случилось? – спрашивает он.
Мерлин поднимает глаза, выпрямляет спину и отвечает.
– Ваш наследник родился мертвым, мой лорд.
Зал обволакивает тишиной, будто опять все погребены под серой грязной паутиной и не в силах произнести ни слова.
Мерлин чувствует, как в него впиваются взгляды рыцарей, острые, колкие, подозрительные. У мага мелькает глупая ассоциация, вспоминается детство и как он застрял однажды в ежевичном кусте. Тогда было так же больно. И плохо – от ощущения беспомощности.
Но ему не до собственных переживаний. Артур стоит молча, казалось бы, он совершенно спокоен. И это не так. Мерлину хочется броситься к нему прямо там, в бесплодной попытке защитить, но все, что он может сделать, это тихо добавить: «Мне очень жаль, сир».
Артур кивает.
– Королева в своих покоях? – спрашивает он ровным голосом и, дождавшись положительного ответа, покидает зал. Рыцари смыкаются за его спиной и теперь уже неприкрыто враждебно смотрят на Мерлина.
За исключением Ланселота, бессильно прикрывающего глаза рукой.
Мерлин стискивает зубы, садится и делает знак советникам продолжать. Решение по увеличению налога будет принимать Артур, но гораздо лучше, если они заранее разберутся во всем детально. Рыцари покидают зал, и только когда стражи закрывают двери за последним из них, Мерлин снова начинает нормально дышать.
~*~
Артур появляется в его комнатах поздно ночью.
Мерлин вскакивает со стула, делает шаг по направлению к своему королю, но замирает на полпути. И медленно опускается на колени. Он обещал больше никогда не лгать и ничего не утаивать.
Артур молчит, держится рукой за косяк и на лице у него непонимание пополам с усталостью. Ничего удивительного. Несмотря на то, что Мерлин его вассал и слуга, это всего лишь второй раз, когда маг стоит перед ним так – исключая случаи любовных игр.
– Я уже знаю, что ты практикуешь колдовство, – невесело улыбается Артур, запирая засов. – То, что ты не смог спасти ребенка…
– Я его убил, – перебивает Мерлин, не шелохнувшись.
Губы Артура предостерегающе кривятся.
– Дурная шутка.
– Ты умирал, – с трудом говорит Мерлин. В горле сухо, а глаза щиплет. – И это был единственный способ тебя спасти. Старая Религия не терпит нечестных сделок. Королевская кровь за королевскую. У меня не было выбора, сир.
– Ты мог позволить мне умереть, – возражает Артур, подходя вплотную.
– Нет, – качает головой Мерлин. – Тогда бы ты нарушил данное мне слово. И я не буду просить прощенья, сир, за то, что сделал.
Артур кладет руку ему на плечо, сжимает, почти выворачивая, а потом отпускает.
– Верно, не будешь. Встань.
Мерлин поднимается на ноги, не зная, куда деться. Его снова мутит: от страха, от слов, которые он сейчас услышит, от будущего одиночества. Он очень хочет, чтобы Артур скорее ушел. И все кончилось.
Когда руки короля осторожно обнимают его и привлекают к себе, Мерлин едва не теряет сознание.
– Я должен был, – шепчет он, цепляясь за рубаху Артура.
– Да, – соглашается тот. – Это был единственно возможный выбор. Иначе в Камелоте бы уже шел бой. Шеггейн собрал сильную армию.
– Гвеневера…
– Ненавидит тебя, – заканчивает за него Артур. – Теперь я понимаю, что заслуженно.
Мерлин молчит, уткнувшись лицом в шею короля.
– Я могу провести ритуал еще раз, – произносит он чуть погодя. – От ее желания ничего не зависит, моя магия справится.
– Нет, – жестко отвечает Артур. – Мы все и так дорого заплатили.
Он гладит своего мага по волосам и не знает, как приглушить боль. Не знает, что сказать Мерлину, которому пришлось убить их дитя ради Артура. Как не мог подобрать слова, чтобы утешить Гвеневеру, исхудавшую, почерневшую от горя, пропитавшуюся несчастьем. Артур вспоминает тусклые глаза жены и сухую как пергамент кожу на ее щеках, и крепче прижимает к себе Мерлина. Погибшего сына он станет оплакивать позже. Сейчас время спасать живых.
Один пропущенный удар – даже не пропущенный, не стоило так глупо подставляться, но иначе они бы похоронили Ланселота…
Артур запрещает себе думать об этом. Сделанного не воротишь, а от судьбы никому не уйти, будь ты король, первый рыцарь, красивейшая из женщин или самый сильный маг. Каждый получает свое. Ровно столько, чтобы смог вынести.
Мерлин наконец затихает, больше не слышны тщательно сдерживаемые рыдания. Артур приподнимает его за подбородок и осторожно целует. Дело не в желании физической близости, но когда делишь беду на двоих, справляться немного легче. Мерлин тянется к нему, берет лицо Артура в ладони и долго смотрит, словно ищет что-то.
– Я бы выбрал тебя, даже если бы не беспокоился за королевство, – тихо признается маг. Мерлину внезапно кажется, что когда-нибудь он сможет простить себя за то, что сделал.
~*~
А чуть позже, сцеловывая печаль с губ своего короля, он слышит, как бьется под его рукой чужое сердце – сильно и ровно – и теперь точно знает, что поступил правильно.
Как знает и то, что от расплаты все равно не уйти.
Но пока они вместе встречают рассвет, – безмолвно, переплетаясь в объятии и пытаясь в очередной раз спастись друг в друге, им обоим неведом страх будущих потерь.
Солнце медленно ползет по небосводу вниз. Лучи из пронзительных, ярко-желтых, становятся красновато-оранжевыми, словно набрякшими от той крови, что неизбежно прольется на рассвете. Мерлин щурится, рассматривая неспешный бег облаков, до его слуха доносится ровный плеск – река быстро несет свои воды, равнодушная к будущему сражению. Он никак не может вспомнить ее названия. Слишком много было в их жизни битв, слишком много песчаных извилистых берегов осыпались под копытами лошадей, всего не удержишь в голове. Очередное место сражения. Много после, когда они вернутся в Камелот, в книгах сделают новую запись. О том, сколько воинов пало с каждой стороны. Сколько уничтожили доблестные рыцари короля Артура. Скольких убил сам Артур.
Мерлин отворачивается и возвращается в шатер. Его мучает недоброе предчувствие, виски сдавливает – будто он снова в шутку примерил на себя корону. Он задыхается – от пыли и сухости воздуха, и жадно пьет разбавленное вино.
- Ты выглядишь бледнее обычного, - говорит Артур, оторвавшись от изучения карты. – Не пора ли тебе начать оставаться в замке во время моих походов?
Мерлин неодобрительно косится на него. Беззлобное поддразнивание, привычное и родное, отдается непонятной тоской внутри.
- Не могу отказать себе в удовольствии наблюдать, как ты смиренно принимаешь тяготы воинской жизни. И потом, кто еще будет варить тебе настойки?
Артур усмехается и разминает шею рукой. Мерлин отставляет в сторону кубок.
- Тебе нужно немного отдохнуть, - настойчиво говорит он и мягко кладет ладони на плечи Артура.
- Ладно, - в последнее время Артур все реже спорит, заслышав эти слова. Годы берут свое. Он еще крепок и силен, он здоров – стараниями своего первого мага, но нет уже юношеской выносливости, когда он проводил ночь за ночью почти без сна, ничего не ел и оставался непобедим. Теперь он вынужден подчиняться нехитрым правилам, заведенным Мерлином. Слушаться его, как когда-то отец выслушивал советы Гаюса.
Артур тяжело опускается на лежанку, позволяя снять с себя куртку, кольчугу и рубашку. Мерлин растирает руки пахнущей травами мазью и дотрагивается до обнаженной кожи. Он может выполнять свою работу с закрытыми глазами, он знает наизусть это тело: каким оно было двадцать лет назад, десять, какое оно сейчас.
C каждым годом Артур покрывается новыми шрамами и отметинами - как дерево кольцами. За каждым шрамом стоит магия Мерлина, ее так много в теле Артура, что магу кажется: однажды его король распахнет глаза, и те будут окрашены в золотой. Разумеется, это всего лишь странная фантазия, одна из тех, что порой лишают Мерлина сна. Артур по-прежнему не умеет колдовать.
Мерлин разминает затекшие мышцы, снимает боль и судороги, надавливает, невесомо ласкает, расслабляя, и ловит себя на непривычной мысли. Вернее, на отсутствии привычной. Мерлин не хочет в Камелот, к обыденной, давно переставшей приносить сюрпризы жизни. Ему теперь достаточно присутствия Артура рядом. А где они – в выученных до последней трещины покоях или на берегу неизвестной реки, неважно.
- Он тоже маг, - негромко произносит Мерлин, заканчивая массаж. – Не дерись с ним один на один.
- Возможно, у меня не будет выбора, - устало возражает Артур.
Мерлин молчит. Он склоняется, целует короткостриженный затылок и утыкается носом в шею. Чувствует, как бьется жилка, и это, как всегда, успокаивает его.
Артур выворачивается и пододвигается в сторону, давая Мерлину место. Тот укладывается подле него и закрывает глаза. Несмотря на плотно сомкнутые веки, Мерлин никак не может забыть всполохи заката над рекой.
- Ты помнишь, как мы ходили на Гирейна? – спрашивает Артур, разрушая воцарившуюся тишину.
- Конечно, - отвечает Мерлин. Да и как иначе? Тогда он первый раз колдовал, помогая Артуру одержать победу. Тогда же Артур запретил ему встревать. Тогда же они занимались любовью – бешено и страстно, упивались друг другом, еще не зная, что ждет их впереди. Что юношеское безумие перерастет в полное единение, оставив размолвки позади. Что они буквально врастут друг в друга, переплетутся судьбами, как порой переплетаются корнями и стволами деревья.
Кроме того, именно тогда Артур решил жениться на Гвеневере. Ради королевства, ради наследника. Ошибочный, горький выбор.
- Я верил, что если я убью его… отобью его вторжение, на этом все кончится. Никто не рискнет нападать. Я буду править, как правил отец, проводить турниры, принимать посольства. Я считал, что это чуть ли не последний раз, когда я попробую себя в бою.
Мерлин приподнимается на локте и улыбается.
- Нет, сир, ты не мог быть таким…
- Глупым? – Артур притворно сердится.
- Наивным, - дипломатично поправляет его Мерлин.
Артур шутливо тянет его за воротник, заставляя снова улечься.
- Я не предполагал, что вся моя жизнь будет состоять из сражений.
- Неужто они тебе надоели? – Мерлин ведет пальцами по груди вниз, с бездумной, дозволенной только ему нежностью.
- Нет. Пока я способен держать в руках Экскалибур, я хочу обнажать свой меч. Негоже заставлять его засиживаться в ножнах.
- Ты не меняешься.
- Ты бы мне этого не простил.
Мерлин не спорит. Артур прав, это единственная вещь, с которой Мерлину было бы сложно смириться. Несмотря на свой титул, бремя власти, непростые годы – Артур в глубине души все такой же. Сумасшедший, безудержный принц, спрятавшийся под маской взрослого опытного мужа, полководца, правителя.
Мерлин до сих пор иногда с трудом удерживается от своих прежних шуточек, остается тем же эалдорским юнцом, любившим поэкспериментировать на Артуре с каким-нибудь заклинанием или, на худой конец, забыть подогреть воду для умывания. Иногда он считает это редким чудом: они сумели сохранить себя. В отличие от Ланселота и Гвеневеры.
Первый рыцарь короля продолжает высыхать с каждым днем, снедаемый чувством вины. Ланселот не в состоянии простить себе длящееся годами предательство. Он все больше замыкается в себе – безупречный рыцарь, пример для подражания, лучший среди равных. Безнадежно любящий королеву, по-собачьи преданный Артуру.
Гвен по-прежнему хороша. Ей идет легкая полнота, ее черные глаза и тяжелая грудь волнуют придворных, ее осыпают комплиментами, ей читают стихи и посвящают баллады. Но деревянная колыбель, предназначенная для ее ребенка, давно покрыта пылью и паутиной, забыта в неиспользуемых покоях – вместе со старыми платьями и шарфом, который она когда-то давно вязала на руку мужу в турнирах. Гвеневера не плачет, и королеву считают счастливейшей женщиной на земле.
- Наверное, это расплата, - голос Артура вырывает Мерлина из размышлений. – Я спас его жизнь вопреки воле отца.
- Мы оба, - поправляет Мерлин. – Дракон предупреждал меня о Мордреде. О Моргане. О…
- Хватит, - обрывает его Артур. – Сделанного не воротишь.
Мерлин умолкает. Он научился не винить себя за прошлое, но временами угрызения совести начинают снова мучить его. Мерлин возвращается в прежние дни, перебирает свои ошибки, кусая губы в бессилии – ничего нельзя изменить. После таких вечеров у него зверски болит голова, и он обязательно приходит к Артуру. Вымолить в очередной раз свое прощение, схлопотать подзатыльник, ибо Артуру нечего ему прощать, унять сомнения, переплетя пальцы, вдохнув запах волос, ощутив вкус губ.
- Завтра все кончится, - говорит Артур, и Мерлин на мгновение задыхается от ужаса. Слова похожи на одно из страшных пророчеств, но он не скажет этого Артуру. Ведь тот только посмеется над суеверным Мерлином и опять будет его дразнить.
Бой длится долго, но заметить это сложно: часы пролетают подобно минутам. Мерлин утирает пот со лба, нервно оглядывается по сторонам, выискивая среди сражающихся тех, чья судьба ему небезразлична. Персиваль без устали орудует дубиной, с которой управляется лучше, чем с потерянным в начале битвы мечом. Гавейн на попечении лекаря, его рана не опасна для жизни, но несколько недель придется провести в постели. Ланселот весь в крови, но чья она – не разобрать. Судя по всему, все же врагов. Артур…
Вот рту Мерлина становится сухо. Артур неумолимо сближается с молодым воином, на нем шлем, но опознать его невероятно легко.
Мордред гибкий, ловкий, даже в тяжелой в броне. Он набрасывается на Артура с безудержной яростью, как молодой волк кидается на вожака в борьбе за власть над стаей. Он кружит, обрушивает град ударов, выискивая слабое место. Мерлин моргает, выходит из оцепенения и пытается пробиться к Артуру. Он расшвыривает потоком чистой магии мешающих ему людей, он торопится, но, приблизившись, не двигается дальше, поймав взгляд Артура.
«Это мой противник», - слышит Мерлин несказанное. И вспоминает свое давнее обещание не вмешиваться.
Мерлин послушно замирает, и, ему чудится, все замирает вместе с ним. Воины продолжают драться, над полем стоит лязг, стоны, крики, брань, но внимание Мерлина полностью приковано к нападающему Мордреду.
Артур уклоняется, делает выпад – идеальный, выверенный, как на тренировке, и Мордред останавливается. Из-под его лат начинает литься кровь, сплошным потоком, вымачивая штаны и стекая в сапоги. Он падает навзничь, как подломленный. Артур улыбается, поворачивается к Мерлину и не успевает среагировать. Ослабевший, уже лежащий на земле Мордред нащупывает копье и со всей силы запускает его в противника. Артур шатается от отдачи, его руки стискивают древко, глаза широко распахнуты. Он опускается на одно колено, снимает перчатку, и в следующее мгновение его пальцы сжимают руку Мерлина.
В горле Мерлина так сухо, что ему не удается закричать. Он осторожно укладывает Артура на истоптанную мокрую траву, освобождает его голову от шлема и гладит по светлым волосам. Мерлин опытен, его оглушает сразу: ничем нельзя помочь. Магии неподвластна такая рана. А больше нет никого, чью жизнь можно было бы выменять на жизнь Артура. Король Камелота последний из рода Пендрагонов, не считая отравленную ведьминским ядом Моргану.
- Мер… - силится сказать Артур, но вместо имени раздается лишь хрип.
- Я позабочусь, - обещает Мерлин, безошибочно угадывая, что желал произнести Артур. У него бешено стучит в висках, по спине течет холодный пот, магия взбесившимся комком подкатывает к пальцам.
Артур пытается улыбнуться и вновь пробует заговорить. На его губах выступает розовая пена. Мерлин ласково вытирает испачканный рот, целует ладонь Артура и отвечает.
- Я тебя тоже. Больше жизни, - говорит он, не обращая внимание на текущие слезы.
Артура начинает бить озноб, он жмурится от приступа острой боли и пробует повернуть голову. Мерлин на долю секунды недоумевает, но вскоре понимает.
- Его глаза уже остекленели, Артур. Мордреда больше нет. И угрозы Камелоту тоже. Ты выиграл, - слова выходят невнятными, но Мерлин не боится, что его не поймут. И он не ошибается. Артур успокаивается, заходится страшным кашлем и обмякает. Мерлин поднимается на ноги и позволяет магии вырваться наружу. Он без запинки произносит заклинание – то самое, простое, вызывающее огненную волну. Поджарившее однажды рыцарей Гирейна в собственных латах. Соратники Мордреда, и так подкошенные вестью о смерти предводителя, спешно отступают. Это не месть, Мерлин давно не юнец, он знает, что сердцу не становится легче при виде трупа врага. Но он больше не связан словом, а битву стоит прекратить как можно быстрее.
Мерлин смотрит, как подпаленные огнем воины спасаются в водах реки и, наконец, вспоминает ее название.
Камлан.
Мерлин в последний раз проводит губкой по лицу Артура - такому беспечному и умиротворенному сейчас. Удивительно, сколько он помнит выражений этого лица. Помнит, какой Артур когда сердится, радуется, подшучивает, ругается. Помнит, как покусывает губы или палец, размышляя. Как закатывает глаза, как улыбается. Как тяжело, беспощадно, не давая шанса сбежать, смотрит, перед тем, как увлечь в постель.
- Артур, - нежно шепчет Мерлин, целуя сомкнутые холодные губы. - Мой Артур. Теперь только мой.
Мерлин знает: рыцари уверены, что он сошел с ума от горя. Это не так. Он отказывается считать Артура мертвым, он никого не пускает к его телу – и не пустит. Это непросто – то, что он задумал. Но Мерлин справится.
Он отходит от ложа Артура. Тело короля тут же окутывает золотисто-медовой дымкой, он выглядит спящим, прилегшим немного отдохнуть. Мерлин магией открывает дверь и натыкается на собравшихся там рыцарей. Бледный, так и не оправившийся еще Гавейн, неподвижный Персиваль, Ланселот сжимающий руку Гвеневеры. Та вскакивает при виде Мерлина и бросается к нему.
- Ты обязан меня пустить, я - королева Камелота! – кричит она. Мерлин ловит изящные запястья, внимательно рассматривает ее руки, платье, прическу, драгоценное ожерелье на шее.
Гвеневера неожиданно выглядит на свои годы, несмотря на то, как тщательно она следит за собой. Она больше не похожа на «вечно юную королеву», как любят величать ее менестрели. Мерлина охватывает равнодушие. Как бы то ни было, она все еще не способна осознать.
- Гвеневера, там нет короля Камелота, - тихо говорит он. – Там лежит Артур. И ты к нему не пойдешь.
- Я хочу проститься, - глаза у Гвен уставшие, она плачет – тихо и искренне. Как не плакала уже много лет.
- Тебе не нужно туда, - качает головой Мерлин. – Поверь мне, Гвен.
Ланселот смотрит секунду, другую и вмешивается.
- Моя леди... Вы должны помнить короля другим. Каким помним его мы. Великим правителем и великим воином, отдавшим жизнь за Камелот.
Мерлин кивает и передает королеву первому рыцарю. Он видит, как Гвеневера, обессилив, сползает к ногам Ланселота, пышные юбки превращают каменный пол в черный провал, глухие рыдания отражаются от стен и уходят гулять эхом по коридорам.
Он дожидается, пока Гвен утихнет, и просит всех его выслушать.
Воды озера ровные и тихие, ничуть не похожие на стремительный Камлан. Здесь пахнет свежестью, немного – тиной и приближающейся осенью. Весла плавно погружаются в синеватую гладь, тихий плеск раздается в такт дыханию Мерлина. Он мог бы управлять лодкой с помощью одной лишь магии, но он хочет напоследок ощутить свое тело, мышцы, заработать свою последнюю мозоль на службе у Артура. Граница все ближе и ближе, сияет ровным мягким светом – обманчивое, иллюзорное впечатление. Она безжалостна, эта тонкая золотистая линия, она разрежет их жизни пополам, но Мерлин не испытывает страха. Он делает несколько сильных гребков, лодка оказывается у самой кромки. Мерлин складывает весла внутрь – аккуратно, чтобы не потревожить Артура, и вглядывается, заметив смутную фигуру на берегу. Он узнает ее. Длинные темные волосы, белая кожа, ярко-красные губы. Они не виделись очень давно, однажды выбрав разные стороны, но сейчас все кажется таким нелепым – противостояние, интриги, злоба, ненависть. Моргана не двигается, и Мерлин отчетливо представляет себе ее лицо – полное печали, скорби и сожаления. Ведь и она теперь совсем не та обезумевшая ведьма, какой была когда-то. Моргана делает шаг к воде, и Мерлин произносит заклинание. Лодка медленно плывет, ее нос касается натянутой магической нити, рвет ее, и Мерлина окатывает дикой болью. Его сердце пропускает удар, а потом опять начинает биться, мерно и покойно. Он поворачивается, и его губы трогает улыбка. Мерлин видит, как дрожат веки Артура, накрывает своими пальцами пальцы Артура и выдыхает.
Теперь они вместе.
- Холодно, - говорит Артур, усаживаясь в лодке. – И ты, конечно, не догадался захватить с собой пару одеял.
- Разве ты не наслаждаешься погодой? - спрашивает Мерлин и уворачивается от ледяных брызг, смывающих память о прошлой жизни.
Помолодевший на два десятка лет Артур берется за весла и уверенно направляет их лодку к берегу. Мерлин вытягивает ноги, наслаждаясь бездельем, и думает, что это правильно. Долг Артура – выбрать путь, долг Мерлина – не дать им сойти с этого пути.
И нет никого, кто способен им помешать.
Please drop by the archive and comment to let the author know if you enjoyed their work! Мерлин отворачивается и возвращается в шатер. Его мучает недоброе предчувствие, виски сдавливает – будто он снова в шутку примерил на себя корону. Он задыхается – от пыли и сухости воздуха, и жадно пьет разбавленное вино.
- Ты выглядишь бледнее обычного, - говорит Артур, оторвавшись от изучения карты. – Не пора ли тебе начать оставаться в замке во время моих походов?
Мерлин неодобрительно косится на него. Беззлобное поддразнивание, привычное и родное, отдается непонятной тоской внутри.
- Не могу отказать себе в удовольствии наблюдать, как ты смиренно принимаешь тяготы воинской жизни. И потом, кто еще будет варить тебе настойки?
Артур усмехается и разминает шею рукой. Мерлин отставляет в сторону кубок.
- Тебе нужно немного отдохнуть, - настойчиво говорит он и мягко кладет ладони на плечи Артура.
- Ладно, - в последнее время Артур все реже спорит, заслышав эти слова. Годы берут свое. Он еще крепок и силен, он здоров – стараниями своего первого мага, но нет уже юношеской выносливости, когда он проводил ночь за ночью почти без сна, ничего не ел и оставался непобедим. Теперь он вынужден подчиняться нехитрым правилам, заведенным Мерлином. Слушаться его, как когда-то отец выслушивал советы Гаюса.
Артур тяжело опускается на лежанку, позволяя снять с себя куртку, кольчугу и рубашку. Мерлин растирает руки пахнущей травами мазью и дотрагивается до обнаженной кожи. Он может выполнять свою работу с закрытыми глазами, он знает наизусть это тело: каким оно было двадцать лет назад, десять, какое оно сейчас.
C каждым годом Артур покрывается новыми шрамами и отметинами - как дерево кольцами. За каждым шрамом стоит магия Мерлина, ее так много в теле Артура, что магу кажется: однажды его король распахнет глаза, и те будут окрашены в золотой. Разумеется, это всего лишь странная фантазия, одна из тех, что порой лишают Мерлина сна. Артур по-прежнему не умеет колдовать.
Мерлин разминает затекшие мышцы, снимает боль и судороги, надавливает, невесомо ласкает, расслабляя, и ловит себя на непривычной мысли. Вернее, на отсутствии привычной. Мерлин не хочет в Камелот, к обыденной, давно переставшей приносить сюрпризы жизни. Ему теперь достаточно присутствия Артура рядом. А где они – в выученных до последней трещины покоях или на берегу неизвестной реки, неважно.
- Он тоже маг, - негромко произносит Мерлин, заканчивая массаж. – Не дерись с ним один на один.
- Возможно, у меня не будет выбора, - устало возражает Артур.
Мерлин молчит. Он склоняется, целует короткостриженный затылок и утыкается носом в шею. Чувствует, как бьется жилка, и это, как всегда, успокаивает его.
Артур выворачивается и пододвигается в сторону, давая Мерлину место. Тот укладывается подле него и закрывает глаза. Несмотря на плотно сомкнутые веки, Мерлин никак не может забыть всполохи заката над рекой.
- Ты помнишь, как мы ходили на Гирейна? – спрашивает Артур, разрушая воцарившуюся тишину.
- Конечно, - отвечает Мерлин. Да и как иначе? Тогда он первый раз колдовал, помогая Артуру одержать победу. Тогда же Артур запретил ему встревать. Тогда же они занимались любовью – бешено и страстно, упивались друг другом, еще не зная, что ждет их впереди. Что юношеское безумие перерастет в полное единение, оставив размолвки позади. Что они буквально врастут друг в друга, переплетутся судьбами, как порой переплетаются корнями и стволами деревья.
Кроме того, именно тогда Артур решил жениться на Гвеневере. Ради королевства, ради наследника. Ошибочный, горький выбор.
- Я верил, что если я убью его… отобью его вторжение, на этом все кончится. Никто не рискнет нападать. Я буду править, как правил отец, проводить турниры, принимать посольства. Я считал, что это чуть ли не последний раз, когда я попробую себя в бою.
Мерлин приподнимается на локте и улыбается.
- Нет, сир, ты не мог быть таким…
- Глупым? – Артур притворно сердится.
- Наивным, - дипломатично поправляет его Мерлин.
Артур шутливо тянет его за воротник, заставляя снова улечься.
- Я не предполагал, что вся моя жизнь будет состоять из сражений.
- Неужто они тебе надоели? – Мерлин ведет пальцами по груди вниз, с бездумной, дозволенной только ему нежностью.
- Нет. Пока я способен держать в руках Экскалибур, я хочу обнажать свой меч. Негоже заставлять его засиживаться в ножнах.
- Ты не меняешься.
- Ты бы мне этого не простил.
Мерлин не спорит. Артур прав, это единственная вещь, с которой Мерлину было бы сложно смириться. Несмотря на свой титул, бремя власти, непростые годы – Артур в глубине души все такой же. Сумасшедший, безудержный принц, спрятавшийся под маской взрослого опытного мужа, полководца, правителя.
Мерлин до сих пор иногда с трудом удерживается от своих прежних шуточек, остается тем же эалдорским юнцом, любившим поэкспериментировать на Артуре с каким-нибудь заклинанием или, на худой конец, забыть подогреть воду для умывания. Иногда он считает это редким чудом: они сумели сохранить себя. В отличие от Ланселота и Гвеневеры.
Первый рыцарь короля продолжает высыхать с каждым днем, снедаемый чувством вины. Ланселот не в состоянии простить себе длящееся годами предательство. Он все больше замыкается в себе – безупречный рыцарь, пример для подражания, лучший среди равных. Безнадежно любящий королеву, по-собачьи преданный Артуру.
Гвен по-прежнему хороша. Ей идет легкая полнота, ее черные глаза и тяжелая грудь волнуют придворных, ее осыпают комплиментами, ей читают стихи и посвящают баллады. Но деревянная колыбель, предназначенная для ее ребенка, давно покрыта пылью и паутиной, забыта в неиспользуемых покоях – вместе со старыми платьями и шарфом, который она когда-то давно вязала на руку мужу в турнирах. Гвеневера не плачет, и королеву считают счастливейшей женщиной на земле.
- Наверное, это расплата, - голос Артура вырывает Мерлина из размышлений. – Я спас его жизнь вопреки воле отца.
- Мы оба, - поправляет Мерлин. – Дракон предупреждал меня о Мордреде. О Моргане. О…
- Хватит, - обрывает его Артур. – Сделанного не воротишь.
Мерлин умолкает. Он научился не винить себя за прошлое, но временами угрызения совести начинают снова мучить его. Мерлин возвращается в прежние дни, перебирает свои ошибки, кусая губы в бессилии – ничего нельзя изменить. После таких вечеров у него зверски болит голова, и он обязательно приходит к Артуру. Вымолить в очередной раз свое прощение, схлопотать подзатыльник, ибо Артуру нечего ему прощать, унять сомнения, переплетя пальцы, вдохнув запах волос, ощутив вкус губ.
- Завтра все кончится, - говорит Артур, и Мерлин на мгновение задыхается от ужаса. Слова похожи на одно из страшных пророчеств, но он не скажет этого Артуру. Ведь тот только посмеется над суеверным Мерлином и опять будет его дразнить.
~*~
Бой длится долго, но заметить это сложно: часы пролетают подобно минутам. Мерлин утирает пот со лба, нервно оглядывается по сторонам, выискивая среди сражающихся тех, чья судьба ему небезразлична. Персиваль без устали орудует дубиной, с которой управляется лучше, чем с потерянным в начале битвы мечом. Гавейн на попечении лекаря, его рана не опасна для жизни, но несколько недель придется провести в постели. Ланселот весь в крови, но чья она – не разобрать. Судя по всему, все же врагов. Артур…
Вот рту Мерлина становится сухо. Артур неумолимо сближается с молодым воином, на нем шлем, но опознать его невероятно легко.
Мордред гибкий, ловкий, даже в тяжелой в броне. Он набрасывается на Артура с безудержной яростью, как молодой волк кидается на вожака в борьбе за власть над стаей. Он кружит, обрушивает град ударов, выискивая слабое место. Мерлин моргает, выходит из оцепенения и пытается пробиться к Артуру. Он расшвыривает потоком чистой магии мешающих ему людей, он торопится, но, приблизившись, не двигается дальше, поймав взгляд Артура.
«Это мой противник», - слышит Мерлин несказанное. И вспоминает свое давнее обещание не вмешиваться.
Мерлин послушно замирает, и, ему чудится, все замирает вместе с ним. Воины продолжают драться, над полем стоит лязг, стоны, крики, брань, но внимание Мерлина полностью приковано к нападающему Мордреду.
Артур уклоняется, делает выпад – идеальный, выверенный, как на тренировке, и Мордред останавливается. Из-под его лат начинает литься кровь, сплошным потоком, вымачивая штаны и стекая в сапоги. Он падает навзничь, как подломленный. Артур улыбается, поворачивается к Мерлину и не успевает среагировать. Ослабевший, уже лежащий на земле Мордред нащупывает копье и со всей силы запускает его в противника. Артур шатается от отдачи, его руки стискивают древко, глаза широко распахнуты. Он опускается на одно колено, снимает перчатку, и в следующее мгновение его пальцы сжимают руку Мерлина.
В горле Мерлина так сухо, что ему не удается закричать. Он осторожно укладывает Артура на истоптанную мокрую траву, освобождает его голову от шлема и гладит по светлым волосам. Мерлин опытен, его оглушает сразу: ничем нельзя помочь. Магии неподвластна такая рана. А больше нет никого, чью жизнь можно было бы выменять на жизнь Артура. Король Камелота последний из рода Пендрагонов, не считая отравленную ведьминским ядом Моргану.
- Мер… - силится сказать Артур, но вместо имени раздается лишь хрип.
- Я позабочусь, - обещает Мерлин, безошибочно угадывая, что желал произнести Артур. У него бешено стучит в висках, по спине течет холодный пот, магия взбесившимся комком подкатывает к пальцам.
Артур пытается улыбнуться и вновь пробует заговорить. На его губах выступает розовая пена. Мерлин ласково вытирает испачканный рот, целует ладонь Артура и отвечает.
- Я тебя тоже. Больше жизни, - говорит он, не обращая внимание на текущие слезы.
Артура начинает бить озноб, он жмурится от приступа острой боли и пробует повернуть голову. Мерлин на долю секунды недоумевает, но вскоре понимает.
- Его глаза уже остекленели, Артур. Мордреда больше нет. И угрозы Камелоту тоже. Ты выиграл, - слова выходят невнятными, но Мерлин не боится, что его не поймут. И он не ошибается. Артур успокаивается, заходится страшным кашлем и обмякает. Мерлин поднимается на ноги и позволяет магии вырваться наружу. Он без запинки произносит заклинание – то самое, простое, вызывающее огненную волну. Поджарившее однажды рыцарей Гирейна в собственных латах. Соратники Мордреда, и так подкошенные вестью о смерти предводителя, спешно отступают. Это не месть, Мерлин давно не юнец, он знает, что сердцу не становится легче при виде трупа врага. Но он больше не связан словом, а битву стоит прекратить как можно быстрее.
Мерлин смотрит, как подпаленные огнем воины спасаются в водах реки и, наконец, вспоминает ее название.
Камлан.
~*~
Мерлин в последний раз проводит губкой по лицу Артура - такому беспечному и умиротворенному сейчас. Удивительно, сколько он помнит выражений этого лица. Помнит, какой Артур когда сердится, радуется, подшучивает, ругается. Помнит, как покусывает губы или палец, размышляя. Как закатывает глаза, как улыбается. Как тяжело, беспощадно, не давая шанса сбежать, смотрит, перед тем, как увлечь в постель.
- Артур, - нежно шепчет Мерлин, целуя сомкнутые холодные губы. - Мой Артур. Теперь только мой.
Мерлин знает: рыцари уверены, что он сошел с ума от горя. Это не так. Он отказывается считать Артура мертвым, он никого не пускает к его телу – и не пустит. Это непросто – то, что он задумал. Но Мерлин справится.
Он отходит от ложа Артура. Тело короля тут же окутывает золотисто-медовой дымкой, он выглядит спящим, прилегшим немного отдохнуть. Мерлин магией открывает дверь и натыкается на собравшихся там рыцарей. Бледный, так и не оправившийся еще Гавейн, неподвижный Персиваль, Ланселот сжимающий руку Гвеневеры. Та вскакивает при виде Мерлина и бросается к нему.
- Ты обязан меня пустить, я - королева Камелота! – кричит она. Мерлин ловит изящные запястья, внимательно рассматривает ее руки, платье, прическу, драгоценное ожерелье на шее.
Гвеневера неожиданно выглядит на свои годы, несмотря на то, как тщательно она следит за собой. Она больше не похожа на «вечно юную королеву», как любят величать ее менестрели. Мерлина охватывает равнодушие. Как бы то ни было, она все еще не способна осознать.
- Гвеневера, там нет короля Камелота, - тихо говорит он. – Там лежит Артур. И ты к нему не пойдешь.
- Я хочу проститься, - глаза у Гвен уставшие, она плачет – тихо и искренне. Как не плакала уже много лет.
- Тебе не нужно туда, - качает головой Мерлин. – Поверь мне, Гвен.
Ланселот смотрит секунду, другую и вмешивается.
- Моя леди... Вы должны помнить короля другим. Каким помним его мы. Великим правителем и великим воином, отдавшим жизнь за Камелот.
Мерлин кивает и передает королеву первому рыцарю. Он видит, как Гвеневера, обессилив, сползает к ногам Ланселота, пышные юбки превращают каменный пол в черный провал, глухие рыдания отражаются от стен и уходят гулять эхом по коридорам.
Он дожидается, пока Гвен утихнет, и просит всех его выслушать.
~*~
Воды озера ровные и тихие, ничуть не похожие на стремительный Камлан. Здесь пахнет свежестью, немного – тиной и приближающейся осенью. Весла плавно погружаются в синеватую гладь, тихий плеск раздается в такт дыханию Мерлина. Он мог бы управлять лодкой с помощью одной лишь магии, но он хочет напоследок ощутить свое тело, мышцы, заработать свою последнюю мозоль на службе у Артура. Граница все ближе и ближе, сияет ровным мягким светом – обманчивое, иллюзорное впечатление. Она безжалостна, эта тонкая золотистая линия, она разрежет их жизни пополам, но Мерлин не испытывает страха. Он делает несколько сильных гребков, лодка оказывается у самой кромки. Мерлин складывает весла внутрь – аккуратно, чтобы не потревожить Артура, и вглядывается, заметив смутную фигуру на берегу. Он узнает ее. Длинные темные волосы, белая кожа, ярко-красные губы. Они не виделись очень давно, однажды выбрав разные стороны, но сейчас все кажется таким нелепым – противостояние, интриги, злоба, ненависть. Моргана не двигается, и Мерлин отчетливо представляет себе ее лицо – полное печали, скорби и сожаления. Ведь и она теперь совсем не та обезумевшая ведьма, какой была когда-то. Моргана делает шаг к воде, и Мерлин произносит заклинание. Лодка медленно плывет, ее нос касается натянутой магической нити, рвет ее, и Мерлина окатывает дикой болью. Его сердце пропускает удар, а потом опять начинает биться, мерно и покойно. Он поворачивается, и его губы трогает улыбка. Мерлин видит, как дрожат веки Артура, накрывает своими пальцами пальцы Артура и выдыхает.
Теперь они вместе.
- Холодно, - говорит Артур, усаживаясь в лодке. – И ты, конечно, не догадался захватить с собой пару одеял.
- Разве ты не наслаждаешься погодой? - спрашивает Мерлин и уворачивается от ледяных брызг, смывающих память о прошлой жизни.
Помолодевший на два десятка лет Артур берется за весла и уверенно направляет их лодку к берегу. Мерлин вытягивает ноги, наслаждаясь бездельем, и думает, что это правильно. Долг Артура – выбрать путь, долг Мерлина – не дать им сойти с этого пути.
И нет никого, кто способен им помешать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий