Ссылка на оригинал
Автор: Anzz
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: маньяк/жертва
Рейтинг: NC-21
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Даркфик, Ужасы
Предупреждения: BDSM, Смерть персонажа, Насилие, Изнасилование, Ченслэш, Секс с несовершеннолетними, Кинк, Секс с использованием посторонних предметов
Размер: Мини, 14 страниц
Кол-во частей: 2
Статус: закончен
Описание:
Он спешил домой, предчувствуя, что его ждет скандал, но удар по голове смешал все его мысли и планы, и оказалось, что его ожидает совсем другое...
Публикация на других ресурсах:
Только с разрешения автора
Примечания автора:
Данная работа не рекомендуется к прочтению.
часть 1
- Сашка! Не забудь после школы к бабке зайти! – закричала мать из комнаты вслед уходящему на занятия сыну. – Эта старая карга опять заболела и не хочет деньги нести, а сама пенсию уже получила.
- Но я же сегодня на шахматы? – попытался возразить тот.
- Плевать мне на твои шахматы, - зло отозвалась родительница, - дома жрать нечего! Нет ни копейки! Я тебя, идиота, чем кормить сегодня должна? Чтоб без денег не возвращался! Хоть силой у нее отбирай! Карга старая!
- Хорошо, - обреченно роняет юноша и уходит.
Когда занятия кончились, Саша, разумеется, вспомнил о поручении матери, но … не пошел, вернее, сразу не пошел. В отличие от нее он к своему увлечению относился серьезно, и тренер его всегда за это хвалил, к тому же скоро соревнования и он упорно к ним готовился. Тренировка затянулась. На улице начало темнеть. Остро предчувствуя, что строгая родительница неминуемо устроит скандал по поводу его слишком позднего возвращения, юноша даже бросил последнюю партию неоконченной и, наконец, поспешил выполнять неприятное задание.
Заболевшая, как ни странно, его приходу обрадовалась и своими пустыми разговорами о хворях и сериалах, которые она пересмотрела за последние дни, задержала юношу еще дольше. Внук терпеливо выслушивал совершенно неинтересные ему подробности чужой киножизни, в надежде за видимость своего хорошего отношения все же получить то, зачем пришел. Отведя душу, пенсионерка смилостивилась и выдала ему две тысячи. Конечно, за задержку мать его в очередной раз крепко отругает, но теперь хотя бы у них есть деньги и, возможно, без ужина его не оставят. Бабкино угощение чаем с подпорченными конфетами полноценной трапезой никак нельзя было назвать.
С ворохом всех этих не очень веселых мыслей в голове, он спешил домой привычной дорогой. Темные, уже пустынные, но хорошо знакомые переулки… Вот промелькнуло за домами здание школы… Почти дошел домой… Странный шорох и движение сзади… Он приостановился и попытался повернуться… Резкая боль в затылке оборвала ход его мыслей.
Боль – это было последнее, что он запомнил.
Боль – это было первое, что он ощутил очнувшись.
Темно. Глаза не слушаются. Он пытается их открыть, но они сопротивляются. Юноша хочет приложить руку к ноющей голове, но и это не получается… его руки… связаны? А ноги? Саша постарался пошевелить конечностями, и это принесло ему очередное неприятное открытие: ноги тоже зафиксированы, но при этом еще и разведены в стороны. Спина начинает сообщать, что она обнажена и под ней нечто холодное и неудобное. Он заерзал. Тело пробрал озноб. На нем вообще нет одежды… Разум лихорадочно заметался в поисках ответов на накатывающие сумбурные вопросы о происходящем.
- Судя по вони, ты очнулся, - прозвучал над ним несколько высокий мужской голос.
Саша замер, а потом с огромным трудом выдавил:
- А вы…кто? И что… что происходит? Где я? Что это? – и он потянул связанные конечности.
- Какой любопытный, - хмыкнул мужчина. – Сначала скажи, как тебя зовут.
- Саша. И мне… мне домой надо… меня мать ждет… - и он опять попытался пошевелить руками и ногами.
- Саша, значит. Ну, так вот, Сашенька, теперь ты – ничтожество. Никаких других имен у тебя больше не будет. А я – садист – извращенец, проще говоря, маньяк – эстет, но ты будешь звать меня Повелитель, и никак иначе, потому что теперь я повелеваю твоей жизнью. Всей. До последнего вздоха. Ясно?
Сердце нервно забилось в груди. В реальность происходящего не верилось. Это больше напоминало ночной кошмар. Он в руках маньяка? Конечно, он слышал про такое, и по телевизору показывали, и даже фильмы ему нравились, но что бы это вот так, неожиданно и жестко ворвалось в его обыденную жизнь? И юноша еще раз проверил крепость своих пут.
- Славный мальчик, - снова прозвучал пробирающий голос, - не истеришь, не бьешься, не воешь: «Отпустите, дяденька»… Что же мне с тобою сделать в первую очередь?
И даже ничего не видя, потому что глаза его были завязаны, юноша ощутил чужое приближение. Тело напряглось. Нечто коснулось его груди прямо у яремной впадины, а потом пошло вниз, по животу и остановилось, упершись в пупок.
- Я тебя, разумеется, оприходую, - милостиво сообщил маньяк. - Можешь в этом не сомневаться, но не сейчас… Пока ты еще слишком уродлив. Тебя стоит украсить, чтобы ты своим убожеским видом не оскорблял взора своего повелителя. У меня сегодня вполне сносное настроение и много свободного времени, так что можно придумать что-нибудь интересное…
- Отпустите меня, пожалуйста, - несмело попросил юноша, - меня дома мать ждет. А я, честно, никому ничего не скажу.
Совершенно неожиданно его правый бок обжег скользящий удар. Тело непроизвольно выгнулось. То, на чем он лежал, заскрипело и стало раскачиваться вверх и вниз. Юноша вскрикнул. Второе хлесткое прикосновение прочертило свой болевой путь по левому боку, и вызвало новый возглас.
- Запомни, ничтожество, и больше я говорить не буду, только наказывать, не смей обращаться ко мне с просьбами, если я тебя о них не спрашивал.
Этот первый урок послушания садист закрепил еще двумя ударами хлыста, один из которых прошел по груди, а второй по животу. В ответ на каждый из них мучитель получил сладостное восклицание.
- Теперь, когда ты, я надеюсь, все понял, приступим к делу.
Железное ложе заскрипело и прогнулось. Предупреждающее ощущение опасного приближения. Поддавшись ему, Саша дернулся, но что-то навалилось сверху ему на грудь и почти лишило возможности дышать. В довершение нечто с двух сторон сжало его голову. Разум судорожно заработал, пытаясь хотя бы представить картину происходящего. Это маньяк сел на него и зафиксировал голову ногами.
- Отпустите, - простонала жертва, холодея от недобрых предчувствий.
Послышался вздох усталого разочарования, а потом что-то немилосердно шлепнуло его по самой чувствительной плоти. Из-за перехваченного тяжестью сидящего дыхания, Саша исторг только надрывный хрип и судорожно сжался.
Пальцы несколько раз прошли по его левой щеке.
- Хорошая кожа,- довольно прокомментировал садист, - нежная, но уродливая.
Пальцы сжали и оттянули покровы на скуле, а потом то место пронзил сначала один укол боли, а затем второй. Юноша попытался вырваться, но ноги мучителя обхватывали его столь плотно, что просто не давали пошевелить головой, он даже не мог отвернуть лицо. На правой щеке повелитель проделал тоже самое, и сначала жертва ощутила одно пронизывающее проникновение, а потом второе.
- Так ты уже милее, - сообщил садист, - но не будем останавливаться на достигнутом.
Второй двойной прокол на правой щеке, и следом такой же на левой. Саша стонал, продолжая бесполезные попытки вырваться.
- Будешь и дальше дергаться… - предупредительно начал повелитель, и тут юношу постиг новый приступ боли, но на этот раз не от прокола, а из-за того, что кожу со скул потянули в разные стороны именно в местах повреждений, и потянули не пальцы, а нечто, оказывается, вставленное в ткань плоти.
Из потревоженных ран сильнее потекла кровь, капли заскользили по щекам.
- Так… пожалуй, стоит добавить еще парочку…, - задумчиво произнес маньяк.
Снова кожу на лице прихватили и совершили два проникающих укола. Не осталась без внимания и вторая щека. Юноша морщился. Пытался стонать. Пытался уйти от боли, хотя бы сильнее вжавшись в прогибающееся ложе.
- Гораздо лучше, - произнес маньяк, осматривая свою работу. – И ты, пожалуй, даже заслужил…
Железная сетка заскрипела, тяжесть с груди ушла и переместилась дальше к животу. Саша судорожно вздохнул, стараясь восстановить долго сдерживаемое дыхание. И в следующую секунду он почувствовал, как что-то приблизилось к его лицу. Сначала его обжог горячий выдох, а потом нечто влажное и шершавое прошлось по левой щеке, тревожа ноющие раны. Язык? Это было так омерзительно, что жертва дернулась в сторону. Его голова сейчас была свободна, поэтому ему удалось избежать продолжения этого неприятнейшего касания, но это, разумеется, только разозлило повелителя.
- Ничтожество, награду надо принимать с радостью, - прошипел садист и потянул в разные стороны за то, что было им вставлено в скулы юноши.
Саша закричал, потому что ощутил, что кожа готова просто не выдержать и разорваться в местах натяжения. Кровь снова покатилась по щекам теплыми каплями. Довольно хмыкнув и продолжая тянуть в разные стоны, садист нагнулся и провел языком, собирая солоноватую жидкость. Какие только оскорбительные ругательства сейчас не бились в голове жертвы, но она молчала, позволяя себе только тяжело дышать и постанывать от накрывающего ее отвращения и боли. И все равно непроизвольно юноша пытался уклониться от прикосновений алчущего его крови, от чего кожа растягивалась сильнее, делая его положение еще тяжелее.
- Хорошо, - решил истязатель, - пойдем дальше.
Он пересел жертве на бедра. Руки заскользили по бокам хрупкого юношеского торса. Тело подрагивало от напряжения. Прикосновения хоть и были ласковыми, но терзаемый уже готов был ожидать удара в любой момент. Дойдя до талии, теплые ладони медленно поплыли в обратный путь, но эта передышка не успокаивала и не расслабляла юношу, напротив, он все больше напрягался, предчувствуя, что ее оборвут резко и безжалостно. Пальцы дошли до розовых сосочков, сделали несколько кругов по чувствительным областям, потом стали теребить сами выпуклости, то потягивая, то сжимая, то немного подкручивая… Несмотря на все жестокое обращение, тело вдруг начало отзываться на эти будоражащие его чувственность прикосновения. Ему никогда и никто ничего подобного не делал. Дыхание начало подрагивать совсем по-другому. Сосочки налились и затвердели.
- Ненавижу их, - процедил сквозь зубы маньяк, сжал двумя пальцами правую выпуклость и проколол ее насквозь, пытаясь попасть в самую чувствительную точку.
Саша исторг надрывный вопль, выгибаясь всем телом, пытаясь подтянуть ноги, стараясь вырваться…
- Лежи смирно, - заявил повелитель и подтвердил приказ новым болевым натяжение кожи на скулах.
- Не надо, пожалуйста, - простонала жертва. – Не надо…
- Значит, опять, - недовольно прозвучал над ним неприятный голос.
Его нижнюю губу оттянули и пронзили, как юноше показалось, иглой. Саша застонал и дернул головой в сторону, но нечто металлическое, впившееся в чувствительную оболочку, потянуло губу обратно, в попытке ослабить неприятное ощущение, истязаемый был вынужден подчиниться и последовать за натяжением насколько это позволяли его путы. Тело изогнулось до предела, но садисту этого показалось мало, он несколько раз сильно дернул за крючок, выворачивая нежную слизистую ткань. После чего к кровоточащей ране припал язык. Уста обхватили и потеребили оттягиваемую губу, слегка посасывая.
- Нравится мучиться – продолжай меня просить и умолять, - посоветовал маньяк, склонившись к самому уху жертвы.
Резко выпрямился. Кровать скрипнула и зашаталась. Пальцы сжали второй сосочек и одарили его тем же мучительным истязанием. Саша не смог подавить крика, а тело снова изогнулось в приступе боли, продолжая рваться к освобождению.
- Так намного лучше, - сообщил садист, разглядывая результат своей работы.
Он потянул за вставленное в сосочки, и плоть, подчиняясь велению боли, последовала за ним. После чего маньяк стал дергать то один, то другой, заставляя торс немного поворачиваться и выгибаться. Размывая уже подсохшие кровавые дорожки, по щекам заструились слезы. Из дрожащих губ полились жалобные стенания.
Неожиданно все прекратив, повелитель встал и ушел, оставив истязаемого в одиночестве и неведении.
Обнаженную плоть начал пробирать холод. По коже побежали мурашки. Юноша поежился.
«Неужели все это не кончится? - в отчаянье забилось в разуме. – Неужели я тут и останусь? Не может быть! Не может быть! Неужели это действительно происходит?! Как же мне…? Как же…?»
Все существо сопротивлялось мысли о подобном ужасном конце. Саша еще раз попробовал свои путы на крепость, подергал руками и ногами, натягивая веревки насколько это было возможно. Потом он попытался вытянуть кисти из плена садистской забавы. Не получилось, даже не смотря на чрезмерную для его возраста тонкость рук, слишком умело все было сделано. Постепенно стало накатывать безжалостное отчаянье. Ему не помогут. Никто не придет на помощь… Никто не спасет, несмотря на весь ужас ситуации… В фильмах про маньяков жертву почти всегда кто-нибудь спасает, а его нет… Не спасут… не спасут… только он сам… только он сам может попытаться что-то сделать… Юноша опять стал дергать веревки, стараясь нащупать узлы насколько это позволяли пальцы… не дотягивался, садист слишком расчетливо все устроил. Страх подхлестнул злость. Жертва забилась в бессмысленных потугах сорвать привязь. Кровать громко заскрипела. И тут Сашу пробрало новой холодной волной. Ему вдруг показалось, что изверг стоит неподалеку и с издевательской улыбкой смотрит на его жалкие трепыхания. Попытки жертвы избавиться от пут, несомненно, вызовут у повелителя недовольство! Саша затих в надрывном ожидании жестокого наказания. Сердце оглушительно забилось.
Тишина продолжала оставаться нерушимой. Одна минута. Две.
Привязанный, наконец, позволил себе нервно выдохнуть. За ним не наблюдали. Наказания не будет. И он возобновил попытки совладать с пленившей его привязью.
Звук приближающихся шагов возвестил о возвращении маньяка. Юноша замер. Повелитель остановился у самой кровати. Раздался странный скрип. И на лицо привязанного что-то полилось. Резкий неприятный запах сразу дал понять, что это алкоголь. Попав в ранки, спиртосодержащая жидкость одарила их пронзительным жжением. Саша заметался на кровати, пытаясь уйти от льющегося на него отвратительного потока. И дело было даже не в том, что алкоголь заставил его лицо гореть, а в том, что он не выносил этого запаха, потому что именно так разило от отца, когда тот приходил его избивать…!
Изверг остановился на мгновение, оценивая ситуацию, а потом запрыгнул жертве на грудь и, зажав голову юноши между ног, продолжил обливание. Саша заметался под ним еще отчаянней. Он задыхался от алкогольных паров и навалившейся на него тяжести. Невозможность видеть оставляла разуму слишком большое поле для воссоздания реальности или того, что он готов был за нее принять. В потоке ужаса и надрыве страха картины прошлого и надуманность настоящего сплелись в неразрывном бурлении, образовав совершенно невыносимую действительность. Юноша закричал. Он бился и извивался под своим мучителем из всех сил. Хрупкое еще детское сознание, не выдержав напряжения, быстро провалилось за грани истерии. Он перестал слышать собственные вопли. Он перестал понимать, что происходит. Он уже не старался вырваться или уклониться от того, чем омывали его лицо. Он просто трясся в агонии хлестающих тело нервных судорог. Боль и ужас неудержимым потоком вырывались из его незрелой плоти вместе с безумными криками.
Происходящее привело садиста в восторг. Буйное, вибрирующее движение между его ног подстегнуло огненное возбуждение. Бессмысленные метания истязаемого зажгли его темную страсть. Жар вожделения наливал упругость сладостным томлением. Он не собирался приступать к сопряжению столь рано, но раз его желание вдруг проснулось и так требовательно заявило о себе…
Маньяк слез с кровати, расстегнул и приспустил брюки и белье, а затем вернулся на ложе порока. Не замечая ничего этого, Саша продолжал извиваться и кричать, дергаясь в приступе истерики всем телом. Мужчина вернулся ему на грудь. Мечущееся из стороны в сторону лицо жертвы, так или иначе, касалось его уже разгоряченной чувственной плоти. Щеки, нос, лоб, испускающие крики разомкнутые уста – все это на короткие мгновения встречаясь с тянущейся к ним головкой, одаривало ее сладостными приливами.Само юное тело продолжало вибрировать, испуская волны ужаса и страданий, которые, проходя через мучителя,еще сильнее распаляли его страсть и вожделение.
Переместившись с груди дальше вниз и крепко обхватив руками бедра истязаемого, мужчина ворвался внутрь. Это вызвало у юноши новый особый в своей надрывности вопль. Саша пытался согнуться, пытался сомкнуть ноги, пытался сорваться с насадившего его кола страсти. Пружиня, кровать все сильнее подбрасывала их вверх, так что сопряжение уже походило на раскачивание на качелях. Маньяк просто рычал от пробирающего его удовольствия. Он вбивал себя в тело жертвы резкими беспощадными ударами, разрывая плоть изнутри. Выступающая из ран кровь заменила ему смазку, сделав движение более плавным. Юноша продолжал хаотично дергаться, мешая размеренному ритму сопряжения. Чтобы не дать ему вырваться, садист впился пальцами в его ноги, повреждая покровы до синяков.
Силы начали постепенно покидать жертву. Конвульсии тела стали менее сильными, но и уже совершенно неконтролируемыми. Повелитель спешил, расслабление истязаемого самым отрицательным образом сказалось и на его напряжении. Плоть теряла необходимую упругость. Движения мужчины стали еще резче и злее, но и это не помогало. Даже не получив взрыва страсти, кровь потекла обратно по жилам, заставляя упругость расслабляться и обмякать. И вот на очередном броске вперед ствол согнулся, одарив своего хозяина приступом боли. Изверг взвыл и вырвался из уже почти затихшего юноши. Его накрыла волна отчаянной злости. Это хрупкое, беззащитное тело, так и не удовлетворившее его похоти, хотелось разорвать на куски! В приступе ярости он схватил валявшуюся на полу бутылку, из которой недавно поливал истязаемого, и нанес ей удар Саше по голове. Жертва дернулась и потеряла сознание. Из пореза на лбу потекла кровь.
- Ничтожество, - прохрипел маньяк. – Ничтожество и убожество! Все вы – ничтожество! Все! Даже желания на вас нет!
Тяжело дыша, садист слез с кровати. Его орудие страсти уже безвольно болталось, пачкая ноги кровью жертвы.
- Ничтожество! – снова процедил извращенец сквозь зубы, натягивая одежду.
Чтобы унять овладевшее им негодование, маньяк как всегда схватился за нитки. Мелкая кропотливая работа с разноцветными кусочками мулине была его любимым и почти единственным успокаивающим занятием. Он вытащил из кармана несколько моточков и натренированными пальцами быстро скрутил четыре маленьких кисточки разных цветов. Из другого кармана мужчина достал коробочку с рыболовными крючками. Кисточки были аккуратно привязаны к специальным колечкам.
Несколько успокоившись, садист вернулся к кровати. Юноша еще не пришел в себя. Оттянув кожу его мошонки, маньяк проколол ее крючком насквозь и подвесил, таким образом, украсившую жертву кисточку. Саша дернулся, но не очнулся. Так же в ряд были подвешены за крючки и еще три только что скрученные из ниток аксессуара.
Мужчина отошел, чтобы насладиться полным созерцанием своего творения. И зрелище стоило того. Юноша был растянут на железной сетчатой кровати. Ложе хоть и было ржавым и прогнувшимся, но смотрелось очень живописно, особенно в сочетании с невинной обнаженностью жертвы. Руки терзаемого были соединены и веревкой привязаны к изголовью, ноги напротив, разведены и прикреплены путами к другой стороне ложа. Кроме закрывающей глаза черной повязки, лицо было украшено на скулах разноцветными кисточками,так же прикрепленными к коже крючками, еще одно изделие из мулине красовалось на нижней губе. Соски облагораживали две красные нитчатые подвески.
Пролитый на лицо терзаемого алкоголь смыл следы засохшей крови и обработал раны. Так как изверг не был намерен прекращать свои игрища, то во избежание ненужных воспалений все проколы стоило продезинфицировать, тем более что это неожиданно оказалось столь приятным занятием. Положительно оценив всю картину и почти довольно усмехнувшись, садист ушел за следующей бутылкой.
- Но я же сегодня на шахматы? – попытался возразить тот.
- Плевать мне на твои шахматы, - зло отозвалась родительница, - дома жрать нечего! Нет ни копейки! Я тебя, идиота, чем кормить сегодня должна? Чтоб без денег не возвращался! Хоть силой у нее отбирай! Карга старая!
- Хорошо, - обреченно роняет юноша и уходит.
Когда занятия кончились, Саша, разумеется, вспомнил о поручении матери, но … не пошел, вернее, сразу не пошел. В отличие от нее он к своему увлечению относился серьезно, и тренер его всегда за это хвалил, к тому же скоро соревнования и он упорно к ним готовился. Тренировка затянулась. На улице начало темнеть. Остро предчувствуя, что строгая родительница неминуемо устроит скандал по поводу его слишком позднего возвращения, юноша даже бросил последнюю партию неоконченной и, наконец, поспешил выполнять неприятное задание.
Заболевшая, как ни странно, его приходу обрадовалась и своими пустыми разговорами о хворях и сериалах, которые она пересмотрела за последние дни, задержала юношу еще дольше. Внук терпеливо выслушивал совершенно неинтересные ему подробности чужой киножизни, в надежде за видимость своего хорошего отношения все же получить то, зачем пришел. Отведя душу, пенсионерка смилостивилась и выдала ему две тысячи. Конечно, за задержку мать его в очередной раз крепко отругает, но теперь хотя бы у них есть деньги и, возможно, без ужина его не оставят. Бабкино угощение чаем с подпорченными конфетами полноценной трапезой никак нельзя было назвать.
С ворохом всех этих не очень веселых мыслей в голове, он спешил домой привычной дорогой. Темные, уже пустынные, но хорошо знакомые переулки… Вот промелькнуло за домами здание школы… Почти дошел домой… Странный шорох и движение сзади… Он приостановился и попытался повернуться… Резкая боль в затылке оборвала ход его мыслей.
Боль – это было последнее, что он запомнил.
Боль – это было первое, что он ощутил очнувшись.
Темно. Глаза не слушаются. Он пытается их открыть, но они сопротивляются. Юноша хочет приложить руку к ноющей голове, но и это не получается… его руки… связаны? А ноги? Саша постарался пошевелить конечностями, и это принесло ему очередное неприятное открытие: ноги тоже зафиксированы, но при этом еще и разведены в стороны. Спина начинает сообщать, что она обнажена и под ней нечто холодное и неудобное. Он заерзал. Тело пробрал озноб. На нем вообще нет одежды… Разум лихорадочно заметался в поисках ответов на накатывающие сумбурные вопросы о происходящем.
- Судя по вони, ты очнулся, - прозвучал над ним несколько высокий мужской голос.
Саша замер, а потом с огромным трудом выдавил:
- А вы…кто? И что… что происходит? Где я? Что это? – и он потянул связанные конечности.
- Какой любопытный, - хмыкнул мужчина. – Сначала скажи, как тебя зовут.
- Саша. И мне… мне домой надо… меня мать ждет… - и он опять попытался пошевелить руками и ногами.
- Саша, значит. Ну, так вот, Сашенька, теперь ты – ничтожество. Никаких других имен у тебя больше не будет. А я – садист – извращенец, проще говоря, маньяк – эстет, но ты будешь звать меня Повелитель, и никак иначе, потому что теперь я повелеваю твоей жизнью. Всей. До последнего вздоха. Ясно?
Сердце нервно забилось в груди. В реальность происходящего не верилось. Это больше напоминало ночной кошмар. Он в руках маньяка? Конечно, он слышал про такое, и по телевизору показывали, и даже фильмы ему нравились, но что бы это вот так, неожиданно и жестко ворвалось в его обыденную жизнь? И юноша еще раз проверил крепость своих пут.
- Славный мальчик, - снова прозвучал пробирающий голос, - не истеришь, не бьешься, не воешь: «Отпустите, дяденька»… Что же мне с тобою сделать в первую очередь?
И даже ничего не видя, потому что глаза его были завязаны, юноша ощутил чужое приближение. Тело напряглось. Нечто коснулось его груди прямо у яремной впадины, а потом пошло вниз, по животу и остановилось, упершись в пупок.
- Я тебя, разумеется, оприходую, - милостиво сообщил маньяк. - Можешь в этом не сомневаться, но не сейчас… Пока ты еще слишком уродлив. Тебя стоит украсить, чтобы ты своим убожеским видом не оскорблял взора своего повелителя. У меня сегодня вполне сносное настроение и много свободного времени, так что можно придумать что-нибудь интересное…
- Отпустите меня, пожалуйста, - несмело попросил юноша, - меня дома мать ждет. А я, честно, никому ничего не скажу.
Совершенно неожиданно его правый бок обжег скользящий удар. Тело непроизвольно выгнулось. То, на чем он лежал, заскрипело и стало раскачиваться вверх и вниз. Юноша вскрикнул. Второе хлесткое прикосновение прочертило свой болевой путь по левому боку, и вызвало новый возглас.
- Запомни, ничтожество, и больше я говорить не буду, только наказывать, не смей обращаться ко мне с просьбами, если я тебя о них не спрашивал.
Этот первый урок послушания садист закрепил еще двумя ударами хлыста, один из которых прошел по груди, а второй по животу. В ответ на каждый из них мучитель получил сладостное восклицание.
- Теперь, когда ты, я надеюсь, все понял, приступим к делу.
Железное ложе заскрипело и прогнулось. Предупреждающее ощущение опасного приближения. Поддавшись ему, Саша дернулся, но что-то навалилось сверху ему на грудь и почти лишило возможности дышать. В довершение нечто с двух сторон сжало его голову. Разум судорожно заработал, пытаясь хотя бы представить картину происходящего. Это маньяк сел на него и зафиксировал голову ногами.
- Отпустите, - простонала жертва, холодея от недобрых предчувствий.
Послышался вздох усталого разочарования, а потом что-то немилосердно шлепнуло его по самой чувствительной плоти. Из-за перехваченного тяжестью сидящего дыхания, Саша исторг только надрывный хрип и судорожно сжался.
Пальцы несколько раз прошли по его левой щеке.
- Хорошая кожа,- довольно прокомментировал садист, - нежная, но уродливая.
Пальцы сжали и оттянули покровы на скуле, а потом то место пронзил сначала один укол боли, а затем второй. Юноша попытался вырваться, но ноги мучителя обхватывали его столь плотно, что просто не давали пошевелить головой, он даже не мог отвернуть лицо. На правой щеке повелитель проделал тоже самое, и сначала жертва ощутила одно пронизывающее проникновение, а потом второе.
- Так ты уже милее, - сообщил садист, - но не будем останавливаться на достигнутом.
Второй двойной прокол на правой щеке, и следом такой же на левой. Саша стонал, продолжая бесполезные попытки вырваться.
- Будешь и дальше дергаться… - предупредительно начал повелитель, и тут юношу постиг новый приступ боли, но на этот раз не от прокола, а из-за того, что кожу со скул потянули в разные стороны именно в местах повреждений, и потянули не пальцы, а нечто, оказывается, вставленное в ткань плоти.
Из потревоженных ран сильнее потекла кровь, капли заскользили по щекам.
- Так… пожалуй, стоит добавить еще парочку…, - задумчиво произнес маньяк.
Снова кожу на лице прихватили и совершили два проникающих укола. Не осталась без внимания и вторая щека. Юноша морщился. Пытался стонать. Пытался уйти от боли, хотя бы сильнее вжавшись в прогибающееся ложе.
- Гораздо лучше, - произнес маньяк, осматривая свою работу. – И ты, пожалуй, даже заслужил…
Железная сетка заскрипела, тяжесть с груди ушла и переместилась дальше к животу. Саша судорожно вздохнул, стараясь восстановить долго сдерживаемое дыхание. И в следующую секунду он почувствовал, как что-то приблизилось к его лицу. Сначала его обжог горячий выдох, а потом нечто влажное и шершавое прошлось по левой щеке, тревожа ноющие раны. Язык? Это было так омерзительно, что жертва дернулась в сторону. Его голова сейчас была свободна, поэтому ему удалось избежать продолжения этого неприятнейшего касания, но это, разумеется, только разозлило повелителя.
- Ничтожество, награду надо принимать с радостью, - прошипел садист и потянул в разные стороны за то, что было им вставлено в скулы юноши.
Саша закричал, потому что ощутил, что кожа готова просто не выдержать и разорваться в местах натяжения. Кровь снова покатилась по щекам теплыми каплями. Довольно хмыкнув и продолжая тянуть в разные стоны, садист нагнулся и провел языком, собирая солоноватую жидкость. Какие только оскорбительные ругательства сейчас не бились в голове жертвы, но она молчала, позволяя себе только тяжело дышать и постанывать от накрывающего ее отвращения и боли. И все равно непроизвольно юноша пытался уклониться от прикосновений алчущего его крови, от чего кожа растягивалась сильнее, делая его положение еще тяжелее.
- Хорошо, - решил истязатель, - пойдем дальше.
Он пересел жертве на бедра. Руки заскользили по бокам хрупкого юношеского торса. Тело подрагивало от напряжения. Прикосновения хоть и были ласковыми, но терзаемый уже готов был ожидать удара в любой момент. Дойдя до талии, теплые ладони медленно поплыли в обратный путь, но эта передышка не успокаивала и не расслабляла юношу, напротив, он все больше напрягался, предчувствуя, что ее оборвут резко и безжалостно. Пальцы дошли до розовых сосочков, сделали несколько кругов по чувствительным областям, потом стали теребить сами выпуклости, то потягивая, то сжимая, то немного подкручивая… Несмотря на все жестокое обращение, тело вдруг начало отзываться на эти будоражащие его чувственность прикосновения. Ему никогда и никто ничего подобного не делал. Дыхание начало подрагивать совсем по-другому. Сосочки налились и затвердели.
- Ненавижу их, - процедил сквозь зубы маньяк, сжал двумя пальцами правую выпуклость и проколол ее насквозь, пытаясь попасть в самую чувствительную точку.
Саша исторг надрывный вопль, выгибаясь всем телом, пытаясь подтянуть ноги, стараясь вырваться…
- Лежи смирно, - заявил повелитель и подтвердил приказ новым болевым натяжение кожи на скулах.
- Не надо, пожалуйста, - простонала жертва. – Не надо…
- Значит, опять, - недовольно прозвучал над ним неприятный голос.
Его нижнюю губу оттянули и пронзили, как юноше показалось, иглой. Саша застонал и дернул головой в сторону, но нечто металлическое, впившееся в чувствительную оболочку, потянуло губу обратно, в попытке ослабить неприятное ощущение, истязаемый был вынужден подчиниться и последовать за натяжением насколько это позволяли его путы. Тело изогнулось до предела, но садисту этого показалось мало, он несколько раз сильно дернул за крючок, выворачивая нежную слизистую ткань. После чего к кровоточащей ране припал язык. Уста обхватили и потеребили оттягиваемую губу, слегка посасывая.
- Нравится мучиться – продолжай меня просить и умолять, - посоветовал маньяк, склонившись к самому уху жертвы.
Резко выпрямился. Кровать скрипнула и зашаталась. Пальцы сжали второй сосочек и одарили его тем же мучительным истязанием. Саша не смог подавить крика, а тело снова изогнулось в приступе боли, продолжая рваться к освобождению.
- Так намного лучше, - сообщил садист, разглядывая результат своей работы.
Он потянул за вставленное в сосочки, и плоть, подчиняясь велению боли, последовала за ним. После чего маньяк стал дергать то один, то другой, заставляя торс немного поворачиваться и выгибаться. Размывая уже подсохшие кровавые дорожки, по щекам заструились слезы. Из дрожащих губ полились жалобные стенания.
Неожиданно все прекратив, повелитель встал и ушел, оставив истязаемого в одиночестве и неведении.
Обнаженную плоть начал пробирать холод. По коже побежали мурашки. Юноша поежился.
«Неужели все это не кончится? - в отчаянье забилось в разуме. – Неужели я тут и останусь? Не может быть! Не может быть! Неужели это действительно происходит?! Как же мне…? Как же…?»
Все существо сопротивлялось мысли о подобном ужасном конце. Саша еще раз попробовал свои путы на крепость, подергал руками и ногами, натягивая веревки насколько это было возможно. Потом он попытался вытянуть кисти из плена садистской забавы. Не получилось, даже не смотря на чрезмерную для его возраста тонкость рук, слишком умело все было сделано. Постепенно стало накатывать безжалостное отчаянье. Ему не помогут. Никто не придет на помощь… Никто не спасет, несмотря на весь ужас ситуации… В фильмах про маньяков жертву почти всегда кто-нибудь спасает, а его нет… Не спасут… не спасут… только он сам… только он сам может попытаться что-то сделать… Юноша опять стал дергать веревки, стараясь нащупать узлы насколько это позволяли пальцы… не дотягивался, садист слишком расчетливо все устроил. Страх подхлестнул злость. Жертва забилась в бессмысленных потугах сорвать привязь. Кровать громко заскрипела. И тут Сашу пробрало новой холодной волной. Ему вдруг показалось, что изверг стоит неподалеку и с издевательской улыбкой смотрит на его жалкие трепыхания. Попытки жертвы избавиться от пут, несомненно, вызовут у повелителя недовольство! Саша затих в надрывном ожидании жестокого наказания. Сердце оглушительно забилось.
Тишина продолжала оставаться нерушимой. Одна минута. Две.
Привязанный, наконец, позволил себе нервно выдохнуть. За ним не наблюдали. Наказания не будет. И он возобновил попытки совладать с пленившей его привязью.
Звук приближающихся шагов возвестил о возвращении маньяка. Юноша замер. Повелитель остановился у самой кровати. Раздался странный скрип. И на лицо привязанного что-то полилось. Резкий неприятный запах сразу дал понять, что это алкоголь. Попав в ранки, спиртосодержащая жидкость одарила их пронзительным жжением. Саша заметался на кровати, пытаясь уйти от льющегося на него отвратительного потока. И дело было даже не в том, что алкоголь заставил его лицо гореть, а в том, что он не выносил этого запаха, потому что именно так разило от отца, когда тот приходил его избивать…!
Изверг остановился на мгновение, оценивая ситуацию, а потом запрыгнул жертве на грудь и, зажав голову юноши между ног, продолжил обливание. Саша заметался под ним еще отчаянней. Он задыхался от алкогольных паров и навалившейся на него тяжести. Невозможность видеть оставляла разуму слишком большое поле для воссоздания реальности или того, что он готов был за нее принять. В потоке ужаса и надрыве страха картины прошлого и надуманность настоящего сплелись в неразрывном бурлении, образовав совершенно невыносимую действительность. Юноша закричал. Он бился и извивался под своим мучителем из всех сил. Хрупкое еще детское сознание, не выдержав напряжения, быстро провалилось за грани истерии. Он перестал слышать собственные вопли. Он перестал понимать, что происходит. Он уже не старался вырваться или уклониться от того, чем омывали его лицо. Он просто трясся в агонии хлестающих тело нервных судорог. Боль и ужас неудержимым потоком вырывались из его незрелой плоти вместе с безумными криками.
Происходящее привело садиста в восторг. Буйное, вибрирующее движение между его ног подстегнуло огненное возбуждение. Бессмысленные метания истязаемого зажгли его темную страсть. Жар вожделения наливал упругость сладостным томлением. Он не собирался приступать к сопряжению столь рано, но раз его желание вдруг проснулось и так требовательно заявило о себе…
Маньяк слез с кровати, расстегнул и приспустил брюки и белье, а затем вернулся на ложе порока. Не замечая ничего этого, Саша продолжал извиваться и кричать, дергаясь в приступе истерики всем телом. Мужчина вернулся ему на грудь. Мечущееся из стороны в сторону лицо жертвы, так или иначе, касалось его уже разгоряченной чувственной плоти. Щеки, нос, лоб, испускающие крики разомкнутые уста – все это на короткие мгновения встречаясь с тянущейся к ним головкой, одаривало ее сладостными приливами.Само юное тело продолжало вибрировать, испуская волны ужаса и страданий, которые, проходя через мучителя,еще сильнее распаляли его страсть и вожделение.
Переместившись с груди дальше вниз и крепко обхватив руками бедра истязаемого, мужчина ворвался внутрь. Это вызвало у юноши новый особый в своей надрывности вопль. Саша пытался согнуться, пытался сомкнуть ноги, пытался сорваться с насадившего его кола страсти. Пружиня, кровать все сильнее подбрасывала их вверх, так что сопряжение уже походило на раскачивание на качелях. Маньяк просто рычал от пробирающего его удовольствия. Он вбивал себя в тело жертвы резкими беспощадными ударами, разрывая плоть изнутри. Выступающая из ран кровь заменила ему смазку, сделав движение более плавным. Юноша продолжал хаотично дергаться, мешая размеренному ритму сопряжения. Чтобы не дать ему вырваться, садист впился пальцами в его ноги, повреждая покровы до синяков.
Силы начали постепенно покидать жертву. Конвульсии тела стали менее сильными, но и уже совершенно неконтролируемыми. Повелитель спешил, расслабление истязаемого самым отрицательным образом сказалось и на его напряжении. Плоть теряла необходимую упругость. Движения мужчины стали еще резче и злее, но и это не помогало. Даже не получив взрыва страсти, кровь потекла обратно по жилам, заставляя упругость расслабляться и обмякать. И вот на очередном броске вперед ствол согнулся, одарив своего хозяина приступом боли. Изверг взвыл и вырвался из уже почти затихшего юноши. Его накрыла волна отчаянной злости. Это хрупкое, беззащитное тело, так и не удовлетворившее его похоти, хотелось разорвать на куски! В приступе ярости он схватил валявшуюся на полу бутылку, из которой недавно поливал истязаемого, и нанес ей удар Саше по голове. Жертва дернулась и потеряла сознание. Из пореза на лбу потекла кровь.
- Ничтожество, - прохрипел маньяк. – Ничтожество и убожество! Все вы – ничтожество! Все! Даже желания на вас нет!
Тяжело дыша, садист слез с кровати. Его орудие страсти уже безвольно болталось, пачкая ноги кровью жертвы.
- Ничтожество! – снова процедил извращенец сквозь зубы, натягивая одежду.
Чтобы унять овладевшее им негодование, маньяк как всегда схватился за нитки. Мелкая кропотливая работа с разноцветными кусочками мулине была его любимым и почти единственным успокаивающим занятием. Он вытащил из кармана несколько моточков и натренированными пальцами быстро скрутил четыре маленьких кисточки разных цветов. Из другого кармана мужчина достал коробочку с рыболовными крючками. Кисточки были аккуратно привязаны к специальным колечкам.
Несколько успокоившись, садист вернулся к кровати. Юноша еще не пришел в себя. Оттянув кожу его мошонки, маньяк проколол ее крючком насквозь и подвесил, таким образом, украсившую жертву кисточку. Саша дернулся, но не очнулся. Так же в ряд были подвешены за крючки и еще три только что скрученные из ниток аксессуара.
Мужчина отошел, чтобы насладиться полным созерцанием своего творения. И зрелище стоило того. Юноша был растянут на железной сетчатой кровати. Ложе хоть и было ржавым и прогнувшимся, но смотрелось очень живописно, особенно в сочетании с невинной обнаженностью жертвы. Руки терзаемого были соединены и веревкой привязаны к изголовью, ноги напротив, разведены и прикреплены путами к другой стороне ложа. Кроме закрывающей глаза черной повязки, лицо было украшено на скулах разноцветными кисточками,так же прикрепленными к коже крючками, еще одно изделие из мулине красовалось на нижней губе. Соски облагораживали две красные нитчатые подвески.
Пролитый на лицо терзаемого алкоголь смыл следы засохшей крови и обработал раны. Так как изверг не был намерен прекращать свои игрища, то во избежание ненужных воспалений все проколы стоило продезинфицировать, тем более что это неожиданно оказалось столь приятным занятием. Положительно оценив всю картину и почти довольно усмехнувшись, садист ушел за следующей бутылкой.
часть 2
Острая боль вернула юношу в реальность. Оказывается, ему все же удалось уснуть. Обнаженное тело дрожало от холода. Мышцы ныли. Проколы глухо побаливали. Оскверненный вчера проход надсадно выл. Но больше всех страдал разум от сознания своей полной беспомощности и обреченности. Ему никто не поможет. Его не спасут. Родным он безразличен, и мать даже порадуется его исчезновению. Одним ртом меньше. Его даже искать не станут… А даже если будут… он ведь даже не знает где он…
И снова резкая боль требовательно отвлекает его внимание, на этот раз что-то немилосердно впилось ему в подмышку. Саша вскрикнул и дернулся.
- Проснулся, ничтожество, - констатировал все тот же неприятный голос. – Как нужно приветствовать господина, соизволившего навестить утром такое ничтожество, как ты?
- Уже утро? – вырвалось само собой. – Мне же на занятия…
- Мало того, что ты - ничтожество, так ты еще и тупое ничтожество, - хмыкнул маньяк.
Хлесткий удар обжег грудь. Боль опять вызвала крик и вздернула тело.
- Хороший стек, - размышлял вслух садист, помахивая приспособлением, - обычно я избиваю, пока он не сломается…., но этот, пожалуй, так просто не изведешь… скорее ты подохнешь, ничтожество…
И садист наградил юношу еще двумя пронзительными радостями.
- Так, как нужно приветствовать господина, ничтожество? – вернулся к началу разговора истязатель.
- До… доброе утро… го…сподин…, - выдавил из себя Саша.
- Не правильно, - бросил маньяк и нанес юноше несколько ударов прямо по лицу.
Повязка, закрывающая глаза, спасла их от повреждения, но стек потревожил немного затянувшиеся под крючками раны, и они сильнее заныли, выпустив по нескольку алых капель.
- Простите… простите…, - застонала жертва, пытаясь уворачиваться от невидимого ей орудия истязания.
- Так я жду правильного ответа, ничтожество, - стек тихо запел, рассекая пока только воздух, но уже готовясь снова впиться в плоть.
- Доброе утро…., - несмело прошептали пересохшие губы.
- Дальше, - настаивал мужчина.
- …господин.
- Не правильно! – удар разбил Саше губу. – Как я сказал меня называть?
- По… повелитель…
Стек взметнулся и запел. Юноша сжался, ожидая новой обжигающей встречи, даже не зная, куда на этот раз придется удар. Орудие пытки, пролетев около лица, лишь обдало его стремительным движением воздуха.
- А теперь полностью, - потребовал садист.
- Доброе утро, повелитель.
- Правильно, - почти улыбнулся маньяк и в благодарность наградил Сашу ударом поперек живота.
Тело согнулось, жертва застонала.
- Я тебя порадую, ничтожество. Повелитель решил тебя сегодня осчастливить. Я, наконец, отделаю тебя со всей жестокостью! – заявил садист и захохотал.
- Не надо, - задушено пролепетал юноша.
- Повтори, - потребовал мучитель.
Саша закусил губы и напрягся, ожидая очередного наказания.
- Повтори! – настаивал маньяк.
Юноша, опасаясь еще более худших последствий, замотал головой.
- Повторяй! – слова были подкреплены делом, а именно очередным немилосердным ударом.
- Не надо! Пожалуйста! Не надо!– отбросив всякую осторожность, жарко заговорил истязаемый.
- Не хочешь ублажать своего повелителя, ничтожество? – в неприятном голосе явно зазвучало недовольство.
- Не надо. Пожалуйста. Пожалуйста. Не надо, – уже умолял юноша.
- Для начала… нам предстоит серьезная подготовка, - объявил маньяк, не обращая внимания на просьбы жертвы.
Стек уперся Саше в грудь, а потом медленно заскользил дальше, прошел живот, по дорожке достиг расслабленно лежащей чувственной плоти, обогнул ее, спустился в покрытую растительностью ложбинку… Все это время тело непроизвольно подрагивало ожидая самого худшего, но когда орудие порки достигло сокровенных пределов, истязаемый осмелился простонать:
- Не надо…
Гибкий стержень прорвался внутрь. Тело дернулось. То, что произошло вчера, из-за нервного срыва Саша почти не помнил, и поэтому новую уготованную ему мучителем пытку он должен будет пережить как в первый раз. Стек двинулся глубже, уперся, заставляя юношу изгибаться и стонать.
- Не надо…
Проникшее резко покинуло сокровенные глубины. Стек запел в воздухе и обрушил на беззащитную обнаженность целый град хлестких ударов. Юноша задергался из стороны в сторону, до предела натягивая свои путы, вскрикивая и пытаясь уворачиваться.
- Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество! – приговаривал садист, настигая жертву лаской боли раз за разом, не смотря на все ее трепыхания.- Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество!
Кожу покрыли бардовые продолговатые отметины. В местах пересечения нескольких ударов выступала кровь. Истязаемый кричал все надрывнее и рвался все отчаяннее…
- А теперь замер! – приказал маньяк и, схватив весело пляшущие на щеках жертвы кисточки, потянул их в разные стороны.
По инерции Саша дернулся еще несколько раз, но боль от натягивания кожи на скулах, заставила его подчиниться. Из разорванных ран опять потекли кровавые почти слезы.
- Тупое ты ничтожество. Нужно уметь слушаться с первого раза. Времени на игры до того, как ты сдохнешь, у нас не так много, и научить тебя я, видимо, не успею… А работа предстоит кропотливая… Картина должна быть безупречной, иначе никакого желания прикасаться к тебе, убогая тварь, у меня нет.
Через несколько секунд сетка кровати прогнулась и заскрипела. По касаниям одежды к бедрам, Саша понял, что садист разместился между его ног.
- Пожалуйста, не надо… - пренебрегая осторожностью, заскулил он. – Не надо…
Палец прошелся по колечку мышц, заставив их судорожно сжиматься, а потом внутрь грубо проникло нечто гладкое и холодное…
- Нет! – воскликнул истязаемый, сгибаясь пополам и стараясь исторгнуть из тела посторонний предмет, отодвигаясь при этом как можно дальше.
Садист схватился за кисточки, которыми была украшена мошонка жертвы, и потянул за них сопротивляющегося к себе, заставляя глубже насаживаться на горлышко введенной внутрь бутылки.Прохладная жидкость потекла прямо в кишечник. Юноша продолжал умолять, перемежая слова стонами и всхлипами, но уже не двигался.
Быстро всасываясь в кровь, алкоголь начал дурманить непривыкший к нему разум. Саша раньше не пил, и поэтому не сразу понял, что за странное состояние овладело им. Тело расслабилось. Немного притупилась чувствительность. Боль поутихла. Голова загудела и начала кружиться… Влитая внутрь доза оказалась для юного тела слишком большой и отрицательные последствия не заставили себя ждать. Организм просигналил разуму о сильном отравлении, и тот сделал то единственное, что было возможно в такой ситуации, он дал команду очистить желудок. Тошнота подкатила к горлу.
Оставив на это недолгое время жертву в покое, маньяк ушел и вернулся с двумя железными перекладинами. Странные детали были специальными зажимами прикреплены к обеим спинкам кровати. Затем мужчина разложил на стоящем рядом столе крючки и леску, и принялся каждую из рыболовных снастей снабжать довольно длинным куском прочного полупрозрачного поводка.
Неприятное ощущение хмельного дурмана с яркой примесью рвотных позывов охватило все тело жертвы. Желудок пытался сокращаться, пытался что-то вытолкнуть, спазмы шли по пищеводу вверх и заставляли челюсти разжиматься… Сначала он пытался с этим бороться, но тело все меньше и меньше откликалось на приказы замутненного спиртом разума. Юноша ничего не ел со вчерашнего вечера, да в его нынешнем положении о еде и не вспоминалось, но организм отчаянно пытался освободиться от отравляющей его субстанции, даже не смотря на абсолютную пустоту желудка. Старания были слишком отчаянными, а положение слишком критическим, но все, что ему удалось из себя исторгнуть, это желтоватую пенящуюся слизь желудочного сока.
- Ничтожество! Мало того, что ты тут все обоссал, ты еще и блевать вздумал! – недовольно воскликнул садист, обернувшись на неприятный звук освобождения плоти.
С губ жертвы стекали на пол слизистые нити.
- Мордой тебя бы в это! – поморщился маньяк.
Более явственно свое отношение он выразил двумя сильными ударами по лицу истязаемого. Саше было уже слишком плохо, чтобы реагировать должным образом даже на такое. Жестокость вызвала только новый спазм, и тело вытолкнуло очередную порцию дурнопахнущей кислоты.
- Ничтожество, - зло процедил сквозь зубы мужчина, наградил привязанного еще одним ударом и ушел.
Разум все больше проваливался в темную бездну забытья…
Неожиданно холодный поток окатил его с ног до головы. Тело вздернулось, но разум очнулся только ровно настолько, чтобы осознать свое полное бессилие и уйти обратно в забвение. Второй леденящий водопад опять заставил мышцы сжаться, но сознания из алкогольного плена не вырвал.
Омыв жертву, а заодно кровать и пол под ней, повелитель приступил к созданию своего очередного жестокого творения. Крючки прокалывали и цепляли кожу, а, прикрепленные к ним, куски лески привязывались к специальным колечкам, идущим в ряд по пристроенным на кровати перекладинам. Методично, отступая примерно по пять сантиметров от предыдущего, садист крепил рыболовную снасть к истязаемому телу. Кровь неохотно выступала в местах проколов. Плоть, почти покинутая разумным сознанием, слабо откликалась на очередной виток жестокой забавы. Саша постанывал и вяло пытался одернуть то, к чему крепились крючки. Не получая, таким образом, должного сопротивления, извращенец украсил безвольное тело целой вереницей цепких металлических изделий, идущей по всему периметру конечностей и торса. Леска каждого из рыболовных приспособлений была закреплена на перекладинах таким образом, что крючки оттягивали кожу, насколько это было возможно.
Закончив работу, истязатель отошел, чтобы полюбоваться на содеянное. В таком положении юноша больше всего напоминал попавшее в паутину насекомое. Хрупкое, нежное, беззащитное… и восхитительно обреченное!
Спасительное забвение длилось несколько часов, пока эта обездвиженность жертвы не наскучила самому маньяку. Он зажег сигарету, сделал несколько затяжек, а потом прижал тлеющий конец к груди связанного. В ответ на это раздался сладостный вскрик, а затем хрип:
- Не надо…
Тело задрожало то ли от холода, то ли от напряжения, а, возможно, и от того и от другого. Саша вдруг почувствовал, что любое даже самое легкое движение конечностями или торсом вызывает боль, но даже если не шевелиться, неприятные ощущения не пропадают, а, напротив, разрастаются и сливаются в единую ноющую вибрацию по всему сущему.
- Какое же ты – тупое ничтожество, - бросил садист.- Других слов не знаешь?
Дымящийся кончик снова впился в нежную кожу.
- Прекратите. Пожалуйста. Прекратите, - истязаемый попытался дернуться, но натянувшиеся поводки заставили взвыть все раны под крючками, и эта волна заглушила боль от ожога, заставляя сдерживать движения.
- Вспомнил что-то еще? - усмехнулся мучитель.
И следующее прикосновение оставило на груди жертвы новую отметину. Непроизвольный рывок вызвал болевой отклик еще более мучительный, чем пытка сигаретой. Довольно улыбаясь, маньяк продолжил одаривать Сашу жгучими встречами тления и трепета.
- Ну, пожалуйста, хватит... хватит… Не надо… пожалуйста…
Чем дольше продолжалось истязание, тем острее реагировало тело на каждое касание, если бы мучающие его сигареты даже и не были бы зажжены, поднесение их к истерзанным покровам все равно бы взывало яркое неприятное ощущение. Крючки крепко удерживали кожу. Постоянные ерзающие движения растянули раны, и кровь из них выступала все сильнее. Юноша изо всех сил пытался сдерживать непроизвольные рывки, следующие за ожогами, но получалось только подавлять, а не исключать. Из пересохших губ лились мольбы, из завязанных глаз струились слезы. Постепенно ожоги с груди перешли на живот и пошли еще ниже… Садист не откликался на просьбы и даже не применял дополнительных наказаний за такую вольность, он просто продолжал свое развлечение, которое, тем не менее, имело свою конечную цель.
- Вот теперь так, как и должно быть, - заявил истязатель и провел рукой по груди и животу жертвы.
Теплые покровы задрожали под его почти ласкающей кистью.На теле красовалась цепочка красных воспаленных отметин, складывающаяся в слово «ничтожество».
- И это значит, что ты вполне подходишь для того, чтобы удовлетворить желание своего повелителя, - сообщил садист.
Сетка у ног привязанного прогнулась под тяжестью поднявшегося на железное ложе. Маньяк разместился между разведенными ногами. Не смотря на игры с выжиганием, его чувственная плоть еще пребывала в расслабленности и нуждалась в стимуляции.
- У меня есть одна вещица, с которой я намерен тебя познакомить, - неприятный голос хоть и звучал вполне благостно, но от смысла сказанного Саша насторожился.
Юноша по прежнему был лишен возможности что-либо видеть, поэтому все, предшествующие действу манипуляции, являлись для него недосягаемой тайной. Между тем, извращенец вынул из кармана нечто, имеющее вид металлической палочки длинной сантиметров в пятнадцать, но стоило нажать на скрытую в ее основании кнопку, как в ней открылись отверстия, выпустившие хранившиеся в недрах шипы. Маньяк потрогал кончик одного их зубцов. Безупречная острота вызвала у него легкую улыбку, а предвкушение очередного витка мучений жертвы, стало постепенно наливать напряжение.
Механизм снова был приведен в действие, и инструмент приобрел первоначальную гладкость. Это очередное хитроумное орудие истязания почти аккуратно было введено в судорожно засокращавшиеся от прикосновения запретные врата.
Саша хотел выдавить отчаянные, но бесполезные мольбы о помиловании, но неожиданно для себя исторг дикий крик. Что-то впилось в него изнутри именно там, в глубине, а потом еще и, поворачиваемое безжалостной рукой маньяка,стало рвать нежные стеночки. Словам уже не было здесь места, только надрывным воплям безумной боли. Из прохода полилась кровь. Пытаясь спастись от мук, тело стало рваться прочь, но тут его стремление жгучей волной перебивали страдания удерживаемой крючками кожи. Разрываясь между жаждой освободиться и инстинктивной необходимостью избавиться от боли, разум выбрал первое. Схватившись руками за свои путы, юноша, подтягиваясь, отчаянно попытался уйти от проникновения.
Удерживаемые леской, крючки беспощадно надрывали кожу на сопротивляющемся неизбежности теле. Саша захлебывался криками и стенаниями, но избавиться от все глубже впивающегося в него садистского инструмента не мог. Кровать раскачивалась и уже даже не скрипела, звенела! В результате судорожных метаний несколько крючков прорвало покровы. Багрянец лился на сетку и грязный пол. Боль охватывала все тело настолько сильными и непрерывными волнами, что разум снова начал погружаться в трясину истерики, смыкая грани воспоминаний и действительности.
Буйство страданий разожгло пожар страсти. Маньяк, наконец, вынул стержень с шипами и погрузил туда пальцы.
- Прекрасная смазка, - протянул он, водя там перстами.
Жидкость хлюпала, рука скользила, тело продолжало биться в почти неконтролируемой агонии. Картина была столь прекрасной, что плоть просто взвыла в приступе вожделения. Молния на брюках была мгновенно расстегнута. Напряжение вырвалось наружу. Садист, дразня себя, дал налившейся упругости побиться о бедра вырывающейся жертвы, потереться о влажный вход, и только потом вонзил в истязаемого орудие своих темных страстей. Это грубое проникновение вызвало очередной отчаянный рывок и череду надрывных криков.
Израненные стеночки растянуло жесткое заполнение, еще и перешедшее в рьяное движение. Боль поглотила весь мир! Разум уже не позволял сознанию полностью постичь ужас происходящего, потому что окончательно провалился в бездну неконтролируемого хаоса истерии.
Безумные крики и отчаянные бессмысленные метания используемого тела приводили изверга в исступленное бешенство желания. Он резкими ударами вонзал себя в истерзанное тело, рыча и брызгая слюной. Жар помчался по его истощенным бесстрастностью жилам, наконец, пробуждая весь огонь плоти.Теперь все это смрадное вожделение вырвется из него! Он был в этом уверен! Его несло к завершению. Его самого пробивала судорожная боль. Наконец это свершится! Все же свершится! Осталось совсем немного! Он освободится от всего этого! Он, наконец, воспарит!
Но юное тело, выплеснув остатки сил, стало затихать. Почти все крючки были сорваны. Боль так глубоко исхлестала плоть, что разум практически перестал на нее реагировать. Мышцы начали расслабляться…
- Нет, ничтожество! Нет! – захрипел взбешенный столь несвоевременным затиханием маньяк. – Оживай! Дергайся! Дергайся!
Но все уже неминуемо неслось к истощенному замиранию. Пагубное затухание быстро пробралось и в плоть мучителя… А ведь все уже почти свершилось! Зубы заскрежетали в бессильной ярости. Жертву необходимо было заставить снова биться в сладостных конвульсиях! Маньяк быстро осмотрелся, пытаясь придумать какой-нибудь эффективный способ опять вынудить юношу исполнять пляску смертельного отчаянья. Стек остался на столе, до него, не покидая влажных глубин, было не добраться… Удары руками, учитывая полусознательное состояние жертвы, вряд ли принесут нужный результат… Напряжение быстро ослабевало. Дорога каждая секунда!
Садист схватился за кисточки, висящие на сосках жертвы, и принялся тянуть их по очереди в разные стороны. Юноша немного ожил. Захрипел, потому что связки уже не желали слушаться и продолжать кричать. Поддаваясь натяжению, плоть выгибалась в след за руками маньяка. Но ему этого мало! Слишком медленно! Слишком слабо! Одной рукой садист придерживал бедра жертвы, а другой дергал то одну, то другую нитчатую подвеску. Из немилосердно терзаемых ран потекла алая влага. Чуть живее… чуть надрывнее… Мало! Мало! Напряжение продолжает спадать. В отчаянной попытке заставить жертву сильнее откликнуться на причиняемые ей страдания, мучитель все больше оттягивал пронзенные крючками чувствительнейшие выпуклости. Не помогало. Истязаемый был так истощен, что просто хрипел и дрожал. Понимая, что его надеждам не суждено сбыться и на этот раз, маньяк в бешенстве заревел и дернул за левую кисть, что было сил. Саша издал последний надрывный хриплый вопль. Крючок разорвал ему сосок. Болевой шок был столь сильным, что, накатив всей мощью, лишил терзаемого сознания.
Истязатель издал свой рык отчаянья. Его чувственной плотью опять завладела ненавистная мягкость.
Очнулся он или не очнулся, Саша не знал и сам. В его сознании все перемешалось. Вся его жизнь представлялась ему теперь одним беспробудным кошмаром, и самое ужасное было в том, что казалось, будто такой она была всегда… Он по прежнему ничего не видел, а все остальные чувства были переполнены болью. Разум был столь изможден, что не мог думать ни о времени, ни о еде, ни о воде… Садист иногда поил его какой-то тухлой жидкостью, видимо просто для того, чтобы не дать ему умереть раньше времени, и больше ничем иным себя не утруждал. Что-то совсем глубоко в его сознании ныло и старалось призвать к сопротивлению… к попыткам спасения… что-то сделать… как-то все это прекратить… Юноша сгибал конечности и торс, натягивая веревки и в очередной раз убеждаясь в их непреодолимой крепости. Надежды на спасение не было… не было…
Звук приближающихся шагов. Он тут же напрягся в ожидании болевого приветствия, и оно не заставило себя ждать. Знакомая предостерегающая песнь в воздухе и хлесткий удар пришелся прямо по украшенной кисточками мошонке. Боль молнией пробила все существо. Саша вскрикнул, попытался сжаться и ушел в глухое стенание.
- Сегодня ты по живее, - несколько раздраженно бросил маньяк. – Не слышу полагающихся слов.
Юноша ответил только продолжающимися стонами.
- Ничтожество, - процедил сквозь зубы садист.
Удары опять обласкали привязанного по бокам, груди и животу.
- Итак, я жду.
- Доброе утро, - с трудом собирая расползающиеся мысли и перебарывая собственные всхлипывания, прошептал Саша, - повелитель…
- Ты отвратительно вел себя все эти дни, - заявил маньяк, - а поэтому ничего не заслужил. Пришло время сдохнуть, ничтожество. Хотя бы так ты на что-нибудь сгодишься…
- Отпустите меня, пожалуйста, - простонал юноша, - я клянусь, что ничего никому не скажу… Пожалуйста…
- Тупое ты ничтожество, - бросил в ответ мучитель. – Ты, что же, думаешь, что я тебя брал, чтобы отпускать? Ты здесь сдохнешь. Вот и все.
Пальцы зажали нос, а губы погрузились в поцелуй. Удушающее лобзание было жарким, страстным и болезненным. Садист кусал губы жертвы, немилосердно оттягивал нижнюю за кисточку, собирал языком выступающую из ран кровь, а затем снова накрывал весь рот, грубо теребя уста. Саша задыхался и изо всех сил пытался вырваться из цепкого захвата поцелуя. Маньяк намеренно доводил его до легкой асфиксии и, когда трепыхания жертвы стали совсем уже отчаянными, разомкнул лобзание. Юноша судорожно вздохнул. Организм поспешил сделать большой глоток воздуха, чтобы восстановить дыхание. Именно в этот момент что-то было вставлено истязаемому в рот. Челюсти сошлись, но сомкнуться не смогли. Судя по движению сетки кровати, садист встал.
Извращенец действительно отошел к столу. Там он измельчил несколько извлеченных из упаковки таблеток, всыпал получившийся порошок в стакан, а затем просто влил снадобье в приоткрытый рот юноши. Саша закашлял и даже попытался что-то выплюнуть, но большая часть жидкости все же попала по назначению. Насильно принятый препарат довольно быстро утянул его в сон.
Лишив жертву возможности сопротивляться, маньяк вынул палку, которую использовал, чтобы не дать рту закрыться, и вместо нее разместил там гораздо более сложные распорки, накрывшие резиновыми насадками передние зубы.
- А вот этот вид уже достоин того, чтобы быть запечатленным, - сказал изверг сам себе.
Наступил черед фотосессии. Садист предавался этому занятию с особым наслаждением, меняя ракурсы и позы, стараясь запечатлеть терзаемого во всех видах и со всех точек. Каждую приятную мелочь: крючок, окровавленную кисточку, ожог, разорванный сосочек - он фиксировал с особой тщательностью, крупным планом и во всех подробностях. Вдоволь натешившись, извращенец ушел в другое помещение, где его ожидал компьютер и принтер. Выбрав из отснятого лучший кадр, изверг снабдил его ласковой надписью «Сашенька», и, распечатав, прикрепил к стене рядом с другими не менее живописными фотографиями своей коллекции.
Вернувшись к истязаемому, мужчина перешел к последним приготовлениям. Он отвязал от стоек все еще спящую жертву и положил ее поперек кровати так, что голова оказалась свешивающейся с края. Для обездвиживания в данной позе привязывать юношу пришлось особенно тщательно. Веревка, обвив плечи, была закреплена на жестком ребре сетки, а потом сквозь железное ложе ушла к согнутым в коленях ногам. На этот раз нижние конечности были крепко связаны друг с другом и скреплены путами, идущими от подмышек и кистей. Кроме того, ноги были дополнительно зафиксированы путем привязывания к рамке сетки ложа.
Завершив все манипуляции, маньяк окатил Сашу водой.
- Просыпайся, ничтожество, - потребовал изверг. – Пора сдохнуть.
Измученное тело долго сопротивлялось возвращению в реальность, и водные процедуры садисту пришлось повторить несколько раз, прежде чем жертва подала признаки осознанности своих действий. Из-за распорок Саша не мог говорить, и все, что ему удалось из себя извлечь – это жалобные стоны. Его тело пробирал жестокий холод, и оно все сильнее дрожало, пытаясь хоть как-то согреться.Кожа была покрыта мурашками. Мошонка судорожно сжималась, подтягивая свое содержимое. Изверг был непоколебим, вид столь бедственного положения терзаемого вызывал у него довольную улыбку и прилив страстей.
Мужчина расстегнул и снял брюки и белье, уселся на живот истязаемому и вооружился стеком. Орудие пытки пропело в воздухе свою ужасную песню, а затем обрушилось на беззащитного. Саша заерзал под маньяком, стараясь уклониться от хлестающей кромки, пытаясь кричать и вырываться. Именно это отчаянное, судорожное движение разжигало в мучителе вожделение. Наклонившись вперед, он задвигал бедрами так, чтобы его наливающаяся чувственная плоть терлась о мечущуюся жертву. Теперь основные удары доставались щекам юноши. Стек, подхватывая крючки, оттягивал их, заставляя надрывать раны, кровь стекала по кисточкам и разбрызгивалась, когда они взлетали в такт болевым содроганиям истязаемого. Маньяк входил в раж. Трепыхающееся между его ног тело заставляло его темные страсти бушевать все пламеннее. Мужчина немного помучил себя томлением, чтобы дать напряжению вернее овладеть плотью. Огонь мук истязаемого отзывался в его теле пожаром сладострастия.
Убедившись в своей полной боевой готовности,маньяк соскочил с кровати и, обхватив голову юноши двумя руками, ворвался в его горло. Упругое напряжение попыталось войти на всю длину, но сначала оно уперлось о задний свод глотки, прямо в язычок. Это прикосновение вызвало у Саши сильнейший рвотный приступ, но желудок был абсолютно пуст, и поэтому, прокатившиеся по пищеводу, волны не вынесли ничего. Садист, немного изменив угол проникновения, двинулся дальше и заполнил собой все возможное пространство носоглотки. Юноша отчаянно замотал головой, в бесполезных попытках прекратить проникновение, но крепкие руки истязателя слишком надежно его удерживали, не давая сдвинуться. Маньяк продолжал пробиваться внутрь. Дыхание жертвы было полностью перекрыто. Это заставило терзаемого сражаться за себя с еще большим надрывом. Извивалось все тело. Руки и ноги рвались из пут. Торс стал сгибаться пополам, приводя сетку в движение.Голова пыталась метаться и подниматься, что меняло изгиб шеи.
Изверг немилосердно натянул кисточки на скулах, но и это уже не подействовало, нехватка воздуха заставляла тело пренебрегать всем остальным ради восстановления дыхания. Садист оказался сильнее и настойчивее. Ласкаемая судорожными сжатиями стеночек глотки, упругость достигла сфинктера пищевода, именно плотный обхват этим мышечным колечком области под головкой доставил извращенцу то самое долгожданное наслаждение, ради которого все и организовывалось. Мужчина резко задвигал бедрами, добавляя к обхвату еще и трение по всему стволу. В редкие секунды, когда орудие страсти маньяка покидало самые глубинные области, юноше удавалось перехватить немного воздуха, но этого было недостаточно даже для поддержания разума в полусознательном состоянии.
Мозг бросил тело в последний отчаянный бой за свое спасение. Саша бешено забился всем сущим, стремясь вырваться из пут. Пружиня, сетка все сильнее подбрасывала его вверх. Садист рычал одновременно от злости и удовольствия. Вакханалия предсмертной пляски заставляла внутренние покровы ласкать проникшую упругость с особой страстью и жаром. Отчаянье жертвы пробирало все тело повелителя невыразимой сладостью. Маньяк задвигался еще быстрее, стремясь, наконец, постичь свою вершину. Подорванных голодом и истязаниями сил жертвы не хватило на то, чтобы вырваться. Лишенный кислорода разум стал терять контроль над телом.
«Это все? – судорожно забилось в затухающем сознании. – Все? Я гибну… Умираю… Все… Мама… мама… я гибну, мама… спаси…»
Плоть охватила последняя агония. Саша затрепыхался уже даже не сопротивляясь, а просто конвульсивно содрогаясь всем телом. Блаженной волной эти предсмертные судороги пронеслись по телу изверга, его чувственная плоть до предела напряглась, готовясь к последнему рывку в хаос наслаждений.
Несколько несильных судорог, и тело жертвы замерло. Еще через несколько мгновений все мышцы расслабились. Юноша, задохнувшись, потерял сознание. Мужчина и не думал останавливаться, он вбивал себя внутрь все отчаянней, но даже в глубине еще недавно плотный обхват ослаб. И его разум вдруг тоже начал тянуть тело к бессильному покою.
- Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество! – зарычал маньяк.
Он вцепился в кисточки на скулах и потянул их в разные стороны. Юноша больше не реагировал. Повелитель продолжил надрывные попытки достичь разрядки. Крючки все сильнее натягивали кожу. Плоть все резче влетала в горло. И все же это было бесполезно. Напряжение неумолимо покидало главное орудие страстей, так и не дав хозяину вознестись. Окончательно убедившись, что и на этот раз ничего не вышло, изверг в бешенстве изо всех сил дернул, украшавшие лицо жертвы,подвески и вырвал крючки вместе с частицами плоти. Глухим рыком он излил овладевшие им негодование и разочарование, а затем, высвободившись из так и не доставившего ему удовлетворения, тела, обрушил на него новый поток ударов. Его мятущихся страстей это не успокоило, потому что к тому моменту Саша был уже мертв.
Из полицейской сводки: «Ориентировочно в 16:30 жителем с.Подонское на берегу реки был обнаружен обнаженный труп юноши со следами жестокого насилия по всему телу. Личность убитого устанавливается…»
И снова резкая боль требовательно отвлекает его внимание, на этот раз что-то немилосердно впилось ему в подмышку. Саша вскрикнул и дернулся.
- Проснулся, ничтожество, - констатировал все тот же неприятный голос. – Как нужно приветствовать господина, соизволившего навестить утром такое ничтожество, как ты?
- Уже утро? – вырвалось само собой. – Мне же на занятия…
- Мало того, что ты - ничтожество, так ты еще и тупое ничтожество, - хмыкнул маньяк.
Хлесткий удар обжег грудь. Боль опять вызвала крик и вздернула тело.
- Хороший стек, - размышлял вслух садист, помахивая приспособлением, - обычно я избиваю, пока он не сломается…., но этот, пожалуй, так просто не изведешь… скорее ты подохнешь, ничтожество…
И садист наградил юношу еще двумя пронзительными радостями.
- Так, как нужно приветствовать господина, ничтожество? – вернулся к началу разговора истязатель.
- До… доброе утро… го…сподин…, - выдавил из себя Саша.
- Не правильно, - бросил маньяк и нанес юноше несколько ударов прямо по лицу.
Повязка, закрывающая глаза, спасла их от повреждения, но стек потревожил немного затянувшиеся под крючками раны, и они сильнее заныли, выпустив по нескольку алых капель.
- Простите… простите…, - застонала жертва, пытаясь уворачиваться от невидимого ей орудия истязания.
- Так я жду правильного ответа, ничтожество, - стек тихо запел, рассекая пока только воздух, но уже готовясь снова впиться в плоть.
- Доброе утро…., - несмело прошептали пересохшие губы.
- Дальше, - настаивал мужчина.
- …господин.
- Не правильно! – удар разбил Саше губу. – Как я сказал меня называть?
- По… повелитель…
Стек взметнулся и запел. Юноша сжался, ожидая новой обжигающей встречи, даже не зная, куда на этот раз придется удар. Орудие пытки, пролетев около лица, лишь обдало его стремительным движением воздуха.
- А теперь полностью, - потребовал садист.
- Доброе утро, повелитель.
- Правильно, - почти улыбнулся маньяк и в благодарность наградил Сашу ударом поперек живота.
Тело согнулось, жертва застонала.
- Я тебя порадую, ничтожество. Повелитель решил тебя сегодня осчастливить. Я, наконец, отделаю тебя со всей жестокостью! – заявил садист и захохотал.
- Не надо, - задушено пролепетал юноша.
- Повтори, - потребовал мучитель.
Саша закусил губы и напрягся, ожидая очередного наказания.
- Повтори! – настаивал маньяк.
Юноша, опасаясь еще более худших последствий, замотал головой.
- Повторяй! – слова были подкреплены делом, а именно очередным немилосердным ударом.
- Не надо! Пожалуйста! Не надо!– отбросив всякую осторожность, жарко заговорил истязаемый.
- Не хочешь ублажать своего повелителя, ничтожество? – в неприятном голосе явно зазвучало недовольство.
- Не надо. Пожалуйста. Пожалуйста. Не надо, – уже умолял юноша.
- Для начала… нам предстоит серьезная подготовка, - объявил маньяк, не обращая внимания на просьбы жертвы.
Стек уперся Саше в грудь, а потом медленно заскользил дальше, прошел живот, по дорожке достиг расслабленно лежащей чувственной плоти, обогнул ее, спустился в покрытую растительностью ложбинку… Все это время тело непроизвольно подрагивало ожидая самого худшего, но когда орудие порки достигло сокровенных пределов, истязаемый осмелился простонать:
- Не надо…
Гибкий стержень прорвался внутрь. Тело дернулось. То, что произошло вчера, из-за нервного срыва Саша почти не помнил, и поэтому новую уготованную ему мучителем пытку он должен будет пережить как в первый раз. Стек двинулся глубже, уперся, заставляя юношу изгибаться и стонать.
- Не надо…
Проникшее резко покинуло сокровенные глубины. Стек запел в воздухе и обрушил на беззащитную обнаженность целый град хлестких ударов. Юноша задергался из стороны в сторону, до предела натягивая свои путы, вскрикивая и пытаясь уворачиваться.
- Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество! – приговаривал садист, настигая жертву лаской боли раз за разом, не смотря на все ее трепыхания.- Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество!
Кожу покрыли бардовые продолговатые отметины. В местах пересечения нескольких ударов выступала кровь. Истязаемый кричал все надрывнее и рвался все отчаяннее…
- А теперь замер! – приказал маньяк и, схватив весело пляшущие на щеках жертвы кисточки, потянул их в разные стороны.
По инерции Саша дернулся еще несколько раз, но боль от натягивания кожи на скулах, заставила его подчиниться. Из разорванных ран опять потекли кровавые почти слезы.
- Тупое ты ничтожество. Нужно уметь слушаться с первого раза. Времени на игры до того, как ты сдохнешь, у нас не так много, и научить тебя я, видимо, не успею… А работа предстоит кропотливая… Картина должна быть безупречной, иначе никакого желания прикасаться к тебе, убогая тварь, у меня нет.
Через несколько секунд сетка кровати прогнулась и заскрипела. По касаниям одежды к бедрам, Саша понял, что садист разместился между его ног.
- Пожалуйста, не надо… - пренебрегая осторожностью, заскулил он. – Не надо…
Палец прошелся по колечку мышц, заставив их судорожно сжиматься, а потом внутрь грубо проникло нечто гладкое и холодное…
- Нет! – воскликнул истязаемый, сгибаясь пополам и стараясь исторгнуть из тела посторонний предмет, отодвигаясь при этом как можно дальше.
Садист схватился за кисточки, которыми была украшена мошонка жертвы, и потянул за них сопротивляющегося к себе, заставляя глубже насаживаться на горлышко введенной внутрь бутылки.Прохладная жидкость потекла прямо в кишечник. Юноша продолжал умолять, перемежая слова стонами и всхлипами, но уже не двигался.
Быстро всасываясь в кровь, алкоголь начал дурманить непривыкший к нему разум. Саша раньше не пил, и поэтому не сразу понял, что за странное состояние овладело им. Тело расслабилось. Немного притупилась чувствительность. Боль поутихла. Голова загудела и начала кружиться… Влитая внутрь доза оказалась для юного тела слишком большой и отрицательные последствия не заставили себя ждать. Организм просигналил разуму о сильном отравлении, и тот сделал то единственное, что было возможно в такой ситуации, он дал команду очистить желудок. Тошнота подкатила к горлу.
Оставив на это недолгое время жертву в покое, маньяк ушел и вернулся с двумя железными перекладинами. Странные детали были специальными зажимами прикреплены к обеим спинкам кровати. Затем мужчина разложил на стоящем рядом столе крючки и леску, и принялся каждую из рыболовных снастей снабжать довольно длинным куском прочного полупрозрачного поводка.
Неприятное ощущение хмельного дурмана с яркой примесью рвотных позывов охватило все тело жертвы. Желудок пытался сокращаться, пытался что-то вытолкнуть, спазмы шли по пищеводу вверх и заставляли челюсти разжиматься… Сначала он пытался с этим бороться, но тело все меньше и меньше откликалось на приказы замутненного спиртом разума. Юноша ничего не ел со вчерашнего вечера, да в его нынешнем положении о еде и не вспоминалось, но организм отчаянно пытался освободиться от отравляющей его субстанции, даже не смотря на абсолютную пустоту желудка. Старания были слишком отчаянными, а положение слишком критическим, но все, что ему удалось из себя исторгнуть, это желтоватую пенящуюся слизь желудочного сока.
- Ничтожество! Мало того, что ты тут все обоссал, ты еще и блевать вздумал! – недовольно воскликнул садист, обернувшись на неприятный звук освобождения плоти.
С губ жертвы стекали на пол слизистые нити.
- Мордой тебя бы в это! – поморщился маньяк.
Более явственно свое отношение он выразил двумя сильными ударами по лицу истязаемого. Саше было уже слишком плохо, чтобы реагировать должным образом даже на такое. Жестокость вызвала только новый спазм, и тело вытолкнуло очередную порцию дурнопахнущей кислоты.
- Ничтожество, - зло процедил сквозь зубы мужчина, наградил привязанного еще одним ударом и ушел.
Разум все больше проваливался в темную бездну забытья…
Неожиданно холодный поток окатил его с ног до головы. Тело вздернулось, но разум очнулся только ровно настолько, чтобы осознать свое полное бессилие и уйти обратно в забвение. Второй леденящий водопад опять заставил мышцы сжаться, но сознания из алкогольного плена не вырвал.
Омыв жертву, а заодно кровать и пол под ней, повелитель приступил к созданию своего очередного жестокого творения. Крючки прокалывали и цепляли кожу, а, прикрепленные к ним, куски лески привязывались к специальным колечкам, идущим в ряд по пристроенным на кровати перекладинам. Методично, отступая примерно по пять сантиметров от предыдущего, садист крепил рыболовную снасть к истязаемому телу. Кровь неохотно выступала в местах проколов. Плоть, почти покинутая разумным сознанием, слабо откликалась на очередной виток жестокой забавы. Саша постанывал и вяло пытался одернуть то, к чему крепились крючки. Не получая, таким образом, должного сопротивления, извращенец украсил безвольное тело целой вереницей цепких металлических изделий, идущей по всему периметру конечностей и торса. Леска каждого из рыболовных приспособлений была закреплена на перекладинах таким образом, что крючки оттягивали кожу, насколько это было возможно.
Закончив работу, истязатель отошел, чтобы полюбоваться на содеянное. В таком положении юноша больше всего напоминал попавшее в паутину насекомое. Хрупкое, нежное, беззащитное… и восхитительно обреченное!
Спасительное забвение длилось несколько часов, пока эта обездвиженность жертвы не наскучила самому маньяку. Он зажег сигарету, сделал несколько затяжек, а потом прижал тлеющий конец к груди связанного. В ответ на это раздался сладостный вскрик, а затем хрип:
- Не надо…
Тело задрожало то ли от холода, то ли от напряжения, а, возможно, и от того и от другого. Саша вдруг почувствовал, что любое даже самое легкое движение конечностями или торсом вызывает боль, но даже если не шевелиться, неприятные ощущения не пропадают, а, напротив, разрастаются и сливаются в единую ноющую вибрацию по всему сущему.
- Какое же ты – тупое ничтожество, - бросил садист.- Других слов не знаешь?
Дымящийся кончик снова впился в нежную кожу.
- Прекратите. Пожалуйста. Прекратите, - истязаемый попытался дернуться, но натянувшиеся поводки заставили взвыть все раны под крючками, и эта волна заглушила боль от ожога, заставляя сдерживать движения.
- Вспомнил что-то еще? - усмехнулся мучитель.
И следующее прикосновение оставило на груди жертвы новую отметину. Непроизвольный рывок вызвал болевой отклик еще более мучительный, чем пытка сигаретой. Довольно улыбаясь, маньяк продолжил одаривать Сашу жгучими встречами тления и трепета.
- Ну, пожалуйста, хватит... хватит… Не надо… пожалуйста…
Чем дольше продолжалось истязание, тем острее реагировало тело на каждое касание, если бы мучающие его сигареты даже и не были бы зажжены, поднесение их к истерзанным покровам все равно бы взывало яркое неприятное ощущение. Крючки крепко удерживали кожу. Постоянные ерзающие движения растянули раны, и кровь из них выступала все сильнее. Юноша изо всех сил пытался сдерживать непроизвольные рывки, следующие за ожогами, но получалось только подавлять, а не исключать. Из пересохших губ лились мольбы, из завязанных глаз струились слезы. Постепенно ожоги с груди перешли на живот и пошли еще ниже… Садист не откликался на просьбы и даже не применял дополнительных наказаний за такую вольность, он просто продолжал свое развлечение, которое, тем не менее, имело свою конечную цель.
- Вот теперь так, как и должно быть, - заявил истязатель и провел рукой по груди и животу жертвы.
Теплые покровы задрожали под его почти ласкающей кистью.На теле красовалась цепочка красных воспаленных отметин, складывающаяся в слово «ничтожество».
- И это значит, что ты вполне подходишь для того, чтобы удовлетворить желание своего повелителя, - сообщил садист.
Сетка у ног привязанного прогнулась под тяжестью поднявшегося на железное ложе. Маньяк разместился между разведенными ногами. Не смотря на игры с выжиганием, его чувственная плоть еще пребывала в расслабленности и нуждалась в стимуляции.
- У меня есть одна вещица, с которой я намерен тебя познакомить, - неприятный голос хоть и звучал вполне благостно, но от смысла сказанного Саша насторожился.
Юноша по прежнему был лишен возможности что-либо видеть, поэтому все, предшествующие действу манипуляции, являлись для него недосягаемой тайной. Между тем, извращенец вынул из кармана нечто, имеющее вид металлической палочки длинной сантиметров в пятнадцать, но стоило нажать на скрытую в ее основании кнопку, как в ней открылись отверстия, выпустившие хранившиеся в недрах шипы. Маньяк потрогал кончик одного их зубцов. Безупречная острота вызвала у него легкую улыбку, а предвкушение очередного витка мучений жертвы, стало постепенно наливать напряжение.
Механизм снова был приведен в действие, и инструмент приобрел первоначальную гладкость. Это очередное хитроумное орудие истязания почти аккуратно было введено в судорожно засокращавшиеся от прикосновения запретные врата.
Саша хотел выдавить отчаянные, но бесполезные мольбы о помиловании, но неожиданно для себя исторг дикий крик. Что-то впилось в него изнутри именно там, в глубине, а потом еще и, поворачиваемое безжалостной рукой маньяка,стало рвать нежные стеночки. Словам уже не было здесь места, только надрывным воплям безумной боли. Из прохода полилась кровь. Пытаясь спастись от мук, тело стало рваться прочь, но тут его стремление жгучей волной перебивали страдания удерживаемой крючками кожи. Разрываясь между жаждой освободиться и инстинктивной необходимостью избавиться от боли, разум выбрал первое. Схватившись руками за свои путы, юноша, подтягиваясь, отчаянно попытался уйти от проникновения.
Удерживаемые леской, крючки беспощадно надрывали кожу на сопротивляющемся неизбежности теле. Саша захлебывался криками и стенаниями, но избавиться от все глубже впивающегося в него садистского инструмента не мог. Кровать раскачивалась и уже даже не скрипела, звенела! В результате судорожных метаний несколько крючков прорвало покровы. Багрянец лился на сетку и грязный пол. Боль охватывала все тело настолько сильными и непрерывными волнами, что разум снова начал погружаться в трясину истерики, смыкая грани воспоминаний и действительности.
Буйство страданий разожгло пожар страсти. Маньяк, наконец, вынул стержень с шипами и погрузил туда пальцы.
- Прекрасная смазка, - протянул он, водя там перстами.
Жидкость хлюпала, рука скользила, тело продолжало биться в почти неконтролируемой агонии. Картина была столь прекрасной, что плоть просто взвыла в приступе вожделения. Молния на брюках была мгновенно расстегнута. Напряжение вырвалось наружу. Садист, дразня себя, дал налившейся упругости побиться о бедра вырывающейся жертвы, потереться о влажный вход, и только потом вонзил в истязаемого орудие своих темных страстей. Это грубое проникновение вызвало очередной отчаянный рывок и череду надрывных криков.
Израненные стеночки растянуло жесткое заполнение, еще и перешедшее в рьяное движение. Боль поглотила весь мир! Разум уже не позволял сознанию полностью постичь ужас происходящего, потому что окончательно провалился в бездну неконтролируемого хаоса истерии.
Безумные крики и отчаянные бессмысленные метания используемого тела приводили изверга в исступленное бешенство желания. Он резкими ударами вонзал себя в истерзанное тело, рыча и брызгая слюной. Жар помчался по его истощенным бесстрастностью жилам, наконец, пробуждая весь огонь плоти.Теперь все это смрадное вожделение вырвется из него! Он был в этом уверен! Его несло к завершению. Его самого пробивала судорожная боль. Наконец это свершится! Все же свершится! Осталось совсем немного! Он освободится от всего этого! Он, наконец, воспарит!
Но юное тело, выплеснув остатки сил, стало затихать. Почти все крючки были сорваны. Боль так глубоко исхлестала плоть, что разум практически перестал на нее реагировать. Мышцы начали расслабляться…
- Нет, ничтожество! Нет! – захрипел взбешенный столь несвоевременным затиханием маньяк. – Оживай! Дергайся! Дергайся!
Но все уже неминуемо неслось к истощенному замиранию. Пагубное затухание быстро пробралось и в плоть мучителя… А ведь все уже почти свершилось! Зубы заскрежетали в бессильной ярости. Жертву необходимо было заставить снова биться в сладостных конвульсиях! Маньяк быстро осмотрелся, пытаясь придумать какой-нибудь эффективный способ опять вынудить юношу исполнять пляску смертельного отчаянья. Стек остался на столе, до него, не покидая влажных глубин, было не добраться… Удары руками, учитывая полусознательное состояние жертвы, вряд ли принесут нужный результат… Напряжение быстро ослабевало. Дорога каждая секунда!
Садист схватился за кисточки, висящие на сосках жертвы, и принялся тянуть их по очереди в разные стороны. Юноша немного ожил. Захрипел, потому что связки уже не желали слушаться и продолжать кричать. Поддаваясь натяжению, плоть выгибалась в след за руками маньяка. Но ему этого мало! Слишком медленно! Слишком слабо! Одной рукой садист придерживал бедра жертвы, а другой дергал то одну, то другую нитчатую подвеску. Из немилосердно терзаемых ран потекла алая влага. Чуть живее… чуть надрывнее… Мало! Мало! Напряжение продолжает спадать. В отчаянной попытке заставить жертву сильнее откликнуться на причиняемые ей страдания, мучитель все больше оттягивал пронзенные крючками чувствительнейшие выпуклости. Не помогало. Истязаемый был так истощен, что просто хрипел и дрожал. Понимая, что его надеждам не суждено сбыться и на этот раз, маньяк в бешенстве заревел и дернул за левую кисть, что было сил. Саша издал последний надрывный хриплый вопль. Крючок разорвал ему сосок. Болевой шок был столь сильным, что, накатив всей мощью, лишил терзаемого сознания.
Истязатель издал свой рык отчаянья. Его чувственной плотью опять завладела ненавистная мягкость.
Очнулся он или не очнулся, Саша не знал и сам. В его сознании все перемешалось. Вся его жизнь представлялась ему теперь одним беспробудным кошмаром, и самое ужасное было в том, что казалось, будто такой она была всегда… Он по прежнему ничего не видел, а все остальные чувства были переполнены болью. Разум был столь изможден, что не мог думать ни о времени, ни о еде, ни о воде… Садист иногда поил его какой-то тухлой жидкостью, видимо просто для того, чтобы не дать ему умереть раньше времени, и больше ничем иным себя не утруждал. Что-то совсем глубоко в его сознании ныло и старалось призвать к сопротивлению… к попыткам спасения… что-то сделать… как-то все это прекратить… Юноша сгибал конечности и торс, натягивая веревки и в очередной раз убеждаясь в их непреодолимой крепости. Надежды на спасение не было… не было…
Звук приближающихся шагов. Он тут же напрягся в ожидании болевого приветствия, и оно не заставило себя ждать. Знакомая предостерегающая песнь в воздухе и хлесткий удар пришелся прямо по украшенной кисточками мошонке. Боль молнией пробила все существо. Саша вскрикнул, попытался сжаться и ушел в глухое стенание.
- Сегодня ты по живее, - несколько раздраженно бросил маньяк. – Не слышу полагающихся слов.
Юноша ответил только продолжающимися стонами.
- Ничтожество, - процедил сквозь зубы садист.
Удары опять обласкали привязанного по бокам, груди и животу.
- Итак, я жду.
- Доброе утро, - с трудом собирая расползающиеся мысли и перебарывая собственные всхлипывания, прошептал Саша, - повелитель…
- Ты отвратительно вел себя все эти дни, - заявил маньяк, - а поэтому ничего не заслужил. Пришло время сдохнуть, ничтожество. Хотя бы так ты на что-нибудь сгодишься…
- Отпустите меня, пожалуйста, - простонал юноша, - я клянусь, что ничего никому не скажу… Пожалуйста…
- Тупое ты ничтожество, - бросил в ответ мучитель. – Ты, что же, думаешь, что я тебя брал, чтобы отпускать? Ты здесь сдохнешь. Вот и все.
Пальцы зажали нос, а губы погрузились в поцелуй. Удушающее лобзание было жарким, страстным и болезненным. Садист кусал губы жертвы, немилосердно оттягивал нижнюю за кисточку, собирал языком выступающую из ран кровь, а затем снова накрывал весь рот, грубо теребя уста. Саша задыхался и изо всех сил пытался вырваться из цепкого захвата поцелуя. Маньяк намеренно доводил его до легкой асфиксии и, когда трепыхания жертвы стали совсем уже отчаянными, разомкнул лобзание. Юноша судорожно вздохнул. Организм поспешил сделать большой глоток воздуха, чтобы восстановить дыхание. Именно в этот момент что-то было вставлено истязаемому в рот. Челюсти сошлись, но сомкнуться не смогли. Судя по движению сетки кровати, садист встал.
Извращенец действительно отошел к столу. Там он измельчил несколько извлеченных из упаковки таблеток, всыпал получившийся порошок в стакан, а затем просто влил снадобье в приоткрытый рот юноши. Саша закашлял и даже попытался что-то выплюнуть, но большая часть жидкости все же попала по назначению. Насильно принятый препарат довольно быстро утянул его в сон.
Лишив жертву возможности сопротивляться, маньяк вынул палку, которую использовал, чтобы не дать рту закрыться, и вместо нее разместил там гораздо более сложные распорки, накрывшие резиновыми насадками передние зубы.
- А вот этот вид уже достоин того, чтобы быть запечатленным, - сказал изверг сам себе.
Наступил черед фотосессии. Садист предавался этому занятию с особым наслаждением, меняя ракурсы и позы, стараясь запечатлеть терзаемого во всех видах и со всех точек. Каждую приятную мелочь: крючок, окровавленную кисточку, ожог, разорванный сосочек - он фиксировал с особой тщательностью, крупным планом и во всех подробностях. Вдоволь натешившись, извращенец ушел в другое помещение, где его ожидал компьютер и принтер. Выбрав из отснятого лучший кадр, изверг снабдил его ласковой надписью «Сашенька», и, распечатав, прикрепил к стене рядом с другими не менее живописными фотографиями своей коллекции.
Вернувшись к истязаемому, мужчина перешел к последним приготовлениям. Он отвязал от стоек все еще спящую жертву и положил ее поперек кровати так, что голова оказалась свешивающейся с края. Для обездвиживания в данной позе привязывать юношу пришлось особенно тщательно. Веревка, обвив плечи, была закреплена на жестком ребре сетки, а потом сквозь железное ложе ушла к согнутым в коленях ногам. На этот раз нижние конечности были крепко связаны друг с другом и скреплены путами, идущими от подмышек и кистей. Кроме того, ноги были дополнительно зафиксированы путем привязывания к рамке сетки ложа.
Завершив все манипуляции, маньяк окатил Сашу водой.
- Просыпайся, ничтожество, - потребовал изверг. – Пора сдохнуть.
Измученное тело долго сопротивлялось возвращению в реальность, и водные процедуры садисту пришлось повторить несколько раз, прежде чем жертва подала признаки осознанности своих действий. Из-за распорок Саша не мог говорить, и все, что ему удалось из себя извлечь – это жалобные стоны. Его тело пробирал жестокий холод, и оно все сильнее дрожало, пытаясь хоть как-то согреться.Кожа была покрыта мурашками. Мошонка судорожно сжималась, подтягивая свое содержимое. Изверг был непоколебим, вид столь бедственного положения терзаемого вызывал у него довольную улыбку и прилив страстей.
Мужчина расстегнул и снял брюки и белье, уселся на живот истязаемому и вооружился стеком. Орудие пытки пропело в воздухе свою ужасную песню, а затем обрушилось на беззащитного. Саша заерзал под маньяком, стараясь уклониться от хлестающей кромки, пытаясь кричать и вырываться. Именно это отчаянное, судорожное движение разжигало в мучителе вожделение. Наклонившись вперед, он задвигал бедрами так, чтобы его наливающаяся чувственная плоть терлась о мечущуюся жертву. Теперь основные удары доставались щекам юноши. Стек, подхватывая крючки, оттягивал их, заставляя надрывать раны, кровь стекала по кисточкам и разбрызгивалась, когда они взлетали в такт болевым содроганиям истязаемого. Маньяк входил в раж. Трепыхающееся между его ног тело заставляло его темные страсти бушевать все пламеннее. Мужчина немного помучил себя томлением, чтобы дать напряжению вернее овладеть плотью. Огонь мук истязаемого отзывался в его теле пожаром сладострастия.
Убедившись в своей полной боевой готовности,маньяк соскочил с кровати и, обхватив голову юноши двумя руками, ворвался в его горло. Упругое напряжение попыталось войти на всю длину, но сначала оно уперлось о задний свод глотки, прямо в язычок. Это прикосновение вызвало у Саши сильнейший рвотный приступ, но желудок был абсолютно пуст, и поэтому, прокатившиеся по пищеводу, волны не вынесли ничего. Садист, немного изменив угол проникновения, двинулся дальше и заполнил собой все возможное пространство носоглотки. Юноша отчаянно замотал головой, в бесполезных попытках прекратить проникновение, но крепкие руки истязателя слишком надежно его удерживали, не давая сдвинуться. Маньяк продолжал пробиваться внутрь. Дыхание жертвы было полностью перекрыто. Это заставило терзаемого сражаться за себя с еще большим надрывом. Извивалось все тело. Руки и ноги рвались из пут. Торс стал сгибаться пополам, приводя сетку в движение.Голова пыталась метаться и подниматься, что меняло изгиб шеи.
Изверг немилосердно натянул кисточки на скулах, но и это уже не подействовало, нехватка воздуха заставляла тело пренебрегать всем остальным ради восстановления дыхания. Садист оказался сильнее и настойчивее. Ласкаемая судорожными сжатиями стеночек глотки, упругость достигла сфинктера пищевода, именно плотный обхват этим мышечным колечком области под головкой доставил извращенцу то самое долгожданное наслаждение, ради которого все и организовывалось. Мужчина резко задвигал бедрами, добавляя к обхвату еще и трение по всему стволу. В редкие секунды, когда орудие страсти маньяка покидало самые глубинные области, юноше удавалось перехватить немного воздуха, но этого было недостаточно даже для поддержания разума в полусознательном состоянии.
Мозг бросил тело в последний отчаянный бой за свое спасение. Саша бешено забился всем сущим, стремясь вырваться из пут. Пружиня, сетка все сильнее подбрасывала его вверх. Садист рычал одновременно от злости и удовольствия. Вакханалия предсмертной пляски заставляла внутренние покровы ласкать проникшую упругость с особой страстью и жаром. Отчаянье жертвы пробирало все тело повелителя невыразимой сладостью. Маньяк задвигался еще быстрее, стремясь, наконец, постичь свою вершину. Подорванных голодом и истязаниями сил жертвы не хватило на то, чтобы вырваться. Лишенный кислорода разум стал терять контроль над телом.
«Это все? – судорожно забилось в затухающем сознании. – Все? Я гибну… Умираю… Все… Мама… мама… я гибну, мама… спаси…»
Плоть охватила последняя агония. Саша затрепыхался уже даже не сопротивляясь, а просто конвульсивно содрогаясь всем телом. Блаженной волной эти предсмертные судороги пронеслись по телу изверга, его чувственная плоть до предела напряглась, готовясь к последнему рывку в хаос наслаждений.
Несколько несильных судорог, и тело жертвы замерло. Еще через несколько мгновений все мышцы расслабились. Юноша, задохнувшись, потерял сознание. Мужчина и не думал останавливаться, он вбивал себя внутрь все отчаянней, но даже в глубине еще недавно плотный обхват ослаб. И его разум вдруг тоже начал тянуть тело к бессильному покою.
- Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество! – зарычал маньяк.
Он вцепился в кисточки на скулах и потянул их в разные стороны. Юноша больше не реагировал. Повелитель продолжил надрывные попытки достичь разрядки. Крючки все сильнее натягивали кожу. Плоть все резче влетала в горло. И все же это было бесполезно. Напряжение неумолимо покидало главное орудие страстей, так и не дав хозяину вознестись. Окончательно убедившись, что и на этот раз ничего не вышло, изверг в бешенстве изо всех сил дернул, украшавшие лицо жертвы,подвески и вырвал крючки вместе с частицами плоти. Глухим рыком он излил овладевшие им негодование и разочарование, а затем, высвободившись из так и не доставившего ему удовлетворения, тела, обрушил на него новый поток ударов. Его мятущихся страстей это не успокоило, потому что к тому моменту Саша был уже мертв.
Из полицейской сводки: «Ориентировочно в 16:30 жителем с.Подонское на берегу реки был обнаружен обнаженный труп юноши со следами жестокого насилия по всему телу. Личность убитого устанавливается…»
Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/182141
Жестоко ,но прикольно вот я садюга
ОтветитьУдалитьЭТО ПРЕКРАСНО ,ШЕДЕВР!
ОтветитьУдалить